Крестьянство Мордовии, несмотря на тяжелейшие условия труда и жизни, выполнило свой долг по обеспечению фронта и военной промышленности необходимым продовольствием и сырьем. Однако это стало следствием общего патриотического подъема и трудового героизма советского крестьянства, а не показателем эффективности командно-административных методов управления колхозной системой.

Во втором параграфе рассмотрены основные проблемы развития деревни Мордовской АССР в послевоенное десятилетие.

Посевные площади колхозов в 1945 г. по сравнению с 1940 г. уменьшились на 30 %. В результате изношенности машин и недостаточного снабжения республики запасными частями многие трактора и машины МТС и совхозов оказались неработоспособными. В колхозах к тому же продолжало сокращаться поголовье рабочих лошадей. Колхозы ежегодно отставали с проведением сельскохозяйственных работ, которые нередко выполнялись вручную, и, как следствие, получали низкие урожаи, не выполняли планов сдачи государству сельхозпродукции. Валовой сбор зерновых к 1945 г. сократился против 1940 г. почти в 3 раза, а количество сданного государству хлеба – в 3,5 раза хлеба.

Задания четвертого пятилетнего плана предусматривали восстановление уже к 1949 г. довоенного потенциала (посевных площадей, валовых сборов зерновых культур и т. д.) сельского хозяйства республики и дальнейшее его развитие ускоренными темпами.

Существенно осложнила положение послевоенной деревни засуха 1946 г., поразившая многие регионы Советского Союза, в том числе Среднее Поволжье. В Мордовии полностью погибло 48 тыс. га озимых посевов, около 100 тыс. га посевов взошли только в июне после выпавших дождей, с которых было собрано лишь около 1 ц/га, а с остальных площадей – примерно 4 ц/га. Снижение валового сбора зерновых и кормовых культур пагубно отразилось и на животноводстве.

Несмотря на очевидное тяжелое положение в деревне по-прежнему во главу угла ставились задачи выполнения любой ценой плана государственных заготовок хлеба, который даже после изъятия семенного и продовольственного зерна был выполнен лишь на 37,3 %. В 85 % колхозов республики выдача хлеба на трудодни в 1946 г. фактически не производилась. Население Мордовии, особенно сельской местности, оказалось незащищенным от голода и сопутствующих болезней. Министерства здравоохранения и внутренних дел сообщали в 1946 – первой половине 1947 г. руководству Мордовии о сотнях голодавших в районах республики. В 1948 г. положение с продовольствием в деревне в связи с новой засухой опять обострилось.

Проводимые руководством страны административные мероприятия по укреплению колхозного строя, ограничению ЛПХ, повышению трудовой дисциплины в колхозах, ужесточению мер уголовной и административной ответственности, усилению налогового гнета в целом не приводили к желаемым результатам. В 1950 г. в колхозах вся посевная площадь составила 95 %, а зерновых культур – около 90 % от уровня 1940 г., по-прежнему крайне неустойчивой оставалась их урожайность, но при этом продажа зерна государству даже в неблагоприятные годы составляла до 40 % от валового сбора. В 1950 г. лишь 7 % (в 1940 г. – 47 %, в 1946 г. – 3, в 1949 г. – почти 30 %) колхозов республики смогли по итогам года обеспечить колхозников хлебом. Такое нестабильное положение с обеспечением продовольствием оставалось и в последующие годы. К началу 1950-х гг. поголовье скота (кроме лошадей) превзошло в целом уровень 1940 г., но так и не была восстановлена численность скота накануне перехода к коллективизации. Только с 1948 – 1949 гг. стала меняться в лучшую сторону ситуация с ввозом сельскохозяйственной техники и запчастей в Мордовию. В 1949 г. в 59  МТС Мордовии числилось 3 228 тракторов, 1 028 зерноуборочных комбайнов, 245 грузовых автомашин. К концу 1953 г. количество МТС в республике увеличилось до 65, а тракторов в них – до 4 497 шт. Однако 40 % тракторного парка работало с 1937 г. и давно требовало капитального ремонта. Одним из важных мероприятий начала 1950-х гг. стало укрупнение колхозов в процессе их объединения, что было объявлено властями в центре и на местах новым проявлением в развитии колхозного строя. В конце 1950 г. в Мордовии вместо 1 652 мелких колхозов создали 910 укрупненных коллективных хозяйств, что не оказало существенного влияния на подъем уровня аграрного производства.

Послевоенный период свидетельствует о том, что основные проблемы сельского хозяйства решались с огромным напряжением. Деревня срочно нуждалась в кардинальном реформировании колхозной системы, уходе от командно-административных методов управления аграрным производством, однако власть до 1953 г. шла по пути, апробированному еще в довоенный период.

Третий параграф посвящен репрессивной политике советской власти в деревне в военные и послевоенные годы.

С началом Великой Отечественной войны работы у репрессивных органов существенно прибавилось. Это выразилось, прежде всего, в борьбе с распространением антисоветских и пораженческих настроений, дезертирством, бандитизмом, нарушителями трудовой дисциплины в промышленности и сельском хозяйстве, в выявлении германских шпионов и диверсантов.

Интересы колхозного крестьянства, прежде всего, затронуло принятие в апреле 1942 г. постановления о повышении обязательного минимума трудодней. Так, были расширены меры наказания колхозников, не выработавших его без уважительных причин по периодам сельхозработ, вплоть до 6 месяцев исправительно-трудовых работ в колхозах, подтверждали введенная еще до войны возможность исключения «тунеядцев» из колхоза и лишение их приусадебного участка по итогам года. Однако в условиях войны чаще всего все же применялись отработки и штрафы.

Особую тревогу руководства страны на протяжении всех 1940-х гг. вызывало падение производственной дисциплины в колхозах, хроническое невыполнение планов по расширению производства и закупок хлеба, развития животноводства и т. д. В послевоенный период была предпринята попытка решить эти и другие проблемы, опираясь на жесткие административные меры.

Новый виток репрессий в деревне был связан с распространением действия Указа Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1948 г. «О выселении из Украинской ССР лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный, паразитический образ жизни» со 2 июня 1948 г. практически на всю территорию страны с целью погасить растущие антиколхозные настроения на селе, заставить и дальше работать в колхозах за минимальную плату. В октябре 1948 г. руководству республики были представлены следующие статистические данные движения «указников»: осуждены к выселению – 602 чел., утверждено приговоров райисполкомами – 529, отправлены в места расселения – 651 чел. (в том числе 166 членов семей «указников»), предупреждены о возможной высылке – 644 чел.

Особенно тяжело пришлось единоличникам, которых на всех собраниях в первую очередь обвиняли в сопротивлении развитию и укреплению колхозного строя и подозревали в организации поджогов и убийств. Часть из них подчинилась растущему нажиму властей и вступила в колхозы.

Среди репрессированных в ходе «второго раскулачивания» оказались и участники войны, награжденные орденами и медалями, инвалиды третьей группы, работавшие не покладая рук в колхозе, добросовестные единоличники, выполнявшие все указания власти.

В то же время к началу 1950-х гг. стало ясно, что ориентация на репрессии при решении актуальных социально-экономических проблем приводит лишь к их дальнейшему усугублению. Власти старались больше принимать решения о предупреждении «тунеядцев», чем об их выселении или даже отменяли свои прежние постановления о выселении.

В шестой главе «Социальный протест крестьянства Мордовии против аграрной политики в сталинскую эпоху» исследуются активные (коллективные выступления, поджоги колхозного имущества, террор против сельских активистов и т. д.) и пассивные (невыполнение государственных повинностей, сокращение посевов, уход из села, агитация против колхозов, крестьянские письма-жалобы, уклонение от общественного производства и т. д.) формы крестьянского сопротивления проводимой в сталинскую эпоху политике в деревне, на превалирование которых большое влияние оказывал удельный вес принудительных мер, используемых на местах при решении поставленных центральными органами власти задач.

В первом параграфе рассмотрены формы социального протеста в деревне Мордовии в годы довоенных пятилеток.

С 1927 – 1928 гг. по мере усиления экономического и административного давления на деревню росло и ответное противодействие ему со стороны сельского социума. К концу 1920-х гг. крестьяне уже не ограничивались критическими высказываниями в адрес советской власти, а перешли к конкретным действиям, среди которых избиения и убийства партийных и советских активистов, поджоги колхозного имущества, массовые акции протеста и т. д. Однако в данный период они еще не были доведены до такой степени возмущения, которая заставила бы подняться на борьбу с властью, поскольку в целом государственная политика еще не была направлена на кардинальное изменение основ существования крестьянской массы.

Сталинский вариант ускоренной коллективизации сельского хозяйства, интенсивно претворявшийся в жизнь после ноября 1929 г., представлял собой ломку привычного деревенского образа жизни, вызвав вполне адекватное негативное отношение со стороны различных социальных групп крестьянства. Так, если за весь 1929 г. в Мордовии было зафиксировано 42 массовых выступлений, то только за первую четверть 1930 г. – 178, «террористических проявлений», т. е. избиения и убийства активистов, поджоги колхозного имущества, – соответственно 208 и 104. В 154 выступлениях приняло участие более 35 тыс. чел., представляющих все социальные группы крестьянства. Главными причинами стали массовые «перегибы» в ходе коллективизации и «раскулачивания», издевательства над религиозными чувствами сельских жителей.

Основное количество волнений отмечалось в тех районах области, в которых в колхозах состояло более половины крестьянских хозяйств, а наибольшее их число (более 83 %) приходится на март–апрель 1930 г., что объясняется попытками местных руководителей исходя из указаний центра воспрепятствовать крестьянам покидать колхозы. Лишь угроза всеобщего крестьянского восстания убедила ЦК ВКП(б) пойти на уступки, и это разрядило обстановку, в том числе и в сельской местности Мордовии.

С зимы 1931 г. на Средней Волге снова развернулось «наступление на колхозном фронте». Однако новую волну возмущения на селе в значительной степени ослабили проводившиеся в качестве предупредительных мер массовые выселения крестьян в период с марта по июнь 1931 г., но это не означало, что крестьянство смирилось с проводимой советской властью политикой. По далеко не полным данным, на территории Мордовии с ноября 1930 г. по декабрь 1931 г. были зафиксированы 45 массовых выступлений с 8,5 тыс. участниками, основной причиной которых стали «перегибы» при обобществлении скота. В некоторых селах с весны 1930 г. по конец 1931 г. выступления проходили по нескольку раз. Весной–летом 1932 г. по районам Мордовии в ответ на проведение хлебозаготовок снова прокатились волнения. С этого времени активные формы сопротивления, прежде всего массовые антиколхозные выступления, практически не фиксируются. В деревне все больше получает распространение пассивный протест. Это связано с тем, что наиболее активные противники коллективизации были или физически уничтожены, или находились в тюрьмах или ссылке, а основная масса крестьянства, устав от нескольких лет противостояния с властью, стала пытаться приспособиться к новым условиям жизни.

Массовым явлением стало уклонение от участия в сельскохозяйственных работах в колхозах, МТС, и в единоличном секторе. Так, в целом по Мордовии в 1939 г. 23,7 % колхозников выработало менее установленного минимума трудодней, а 6,7 % совсем не участвовали в общественном производстве. В отдельных районах Мордовии в неурожайные годы на работу выходило только 20 – 30 % колхозников. Вместе с тем большую часть сил и времени они стремились отдавать личным приусадебным хозяйствам, разрешенным по новому Уставу сельхозартели 1935 г. Не прекращался поток жалоб крестьян на незаконное изъятие имущества в ходе «раскулачивания» и за невыполнение государственных заданий, на нарушения Устава сельхозартели руководителями различного уровня и т. п. Обстановка в довоенной деревне Мордовии была неспокойной: постоянно фиксировались преступления против общественной собственности, отмечались угрозы активу села и колхозникам, шло распространение антиколхозных слухов и т. д.

В целом протестные проявления в период сталинской коллективизации развивались от доминирования преимущественно активных форм в период ускоренного строительства колхозов в годы первой пятилетки к постепенному переходу в основном к пассивным формам, оказавшихся достаточно эффективными и наименее болезненными для крестьян.

Во втором параграфе анализируются проявления протестных настроений крестьянства в военное и послевоенное время.

Начало войны с Германией вызвало среди сельских жителей Мордовии противоречивое отношение: с одной стороны, небывалый патриотический подъем, желание защитить Родину от захватчиков, а с другой – широкое распространение, особенно в начале войны, получили пораженческие настроения, дезертирство, всплеск преступлений против «социалистической» собственности, разбои и убийства.

Полуголодное состояние в годы войны могло еще найти оправдание в глазах простого колхозника или рабочего совхоза, но ужесточение политики в отношении деревни после победы вызывало отрицательную реакцию. При сохранении в основном пассивных форм протеста, в послевоенной деревне отмечались и радикальные настроения, которые проявлялись в умышленном уничтожении колхозного и государственного имущества, в покушениях на жизнь представителей власти.

Наиболее массовыми проявлениями крестьянского протеста по-прежнему оставались уклонение от обязательных повинностей, а также легальный (организованный набор в промышленность, мобилизация молодежи через систему подготовки трудовых резервов, призыв на военную службу) и нелегальный исход из колхозов. В конце войны более 35 % колхозников не вырабатывало установленного минимума трудодней или совсем не работало в колхозах, а в послевоенные годы, несмотря на жесткие меры – до 30 %.

Правовое бессилие крестьян, униженное социальное положение, фактическая отчужденность их от политического процесса вели к росту общественной апатии. Распространенным становится отказ членов колхоза посещать общие собрания, так как колхозная демократия являлась декларативным институтом. Так, в Зубово-Полянском районе в отчетно-выборных собраниях колхозов, посвященных итогам хозяйственной деятельности за 1946 г., не приняли участия до трети колхозников, а по итогам 1948 г. – уже половина.

Одним из каналов выражения протеста являлись письма родственникам в армию, жалобы и заявления во властные структуры. На самые вопиющие факты издевательств, особенно над семьями военнослужащих, власти были вынуждены реагировать и наказывать виновных в этом местных руководителей.

«Потепление» с 1943 г. в отношениях советской власти и церкви привело к возрождению и в Мордовии деятельности православной церкви. Во время религиозных праздников в ряде сел отмечались случаи прекращения работ в колхозах, оживилось паломничество к «святым» местам.

Анализ различных форм социального протеста крестьянства в рамках такого многонационального региона Среднего Поволжья как Мордовия показывает, что оно стремилось оказать сопротивление неоправданно высокому изъятию ресурсов из деревни, сигнализировало, что рост насилия со стороны местных руководителей, пытавшихся любой ценой выполнить задания центра, ведет к деградации сельского хозяйства и гибели сотен и тысяч сельских жителей. Большой отпечаток на характер методов протеста откладывал относительно невысокий уровень политического и правового сознания крестьян. Видя свою защиту и опору в центральной власти, они всю вину за создавшееся положение чаще всего перекладывали на конкретных исполнителей ее указаний.

В заключении подводятся итоги диссертационного исследования.

Благодаря нэпу в Среднем Поволжье, в том числе в мордовском крае, во второй половине 1920-х гг. был в основном восстановлен довоенный потенциал сельского хозяйства и на повестке дня вставали вопросы, связанные с определением дальнейшего пути развития единоличной деревни. Руководство СССР выбрало такую модель крупного хозяйства в виде колхозов, которая предполагала бы полное распоряжение произведенной в нем продукции и полученными финансовыми средствами в интересах форсированной индустриализации. Фактически это означало реанимацию тяглово-податной системы зависимости сельского населения от власти, то есть фактически новое его «закрепощение», при этом партийно-советское государство играло роль верховного собственника земли. Такая модель без реального учета региональных особенностей стала воплощаться в жизнь на территории Мордовии, как и в целом по стране, с конца 1929 г.

Укрупнение сельскохозяйственного производства в Мордовии должно было способствовать разрешению ряда проблем, среди которых аграрное перенаселение, слабое материально-техническое обеспечение, невысокая урожайность зерновых культур, тесная зависимость ее от природных условий и т. д. Сам процесс вхождения крестьянских хозяйств Мордовии в колхозы растянулся вплоть до середины 1930-х гг., но «социалистический» сектор стал фактически основным производителем продукции полеводства уже в конце первой пятилетки. Однако задача роста урожайности и валовых сборов зерновых культур, стоявшая остро и в годы нэпа, несмотря на укрепление производственной базы МТС и колхозов, не была решена и к середине ХХ в. Из-за созданной системы обязательных государственных поставок, в результате которых изымалось до 2/5 производимого зерна, а также остаточного принципа распределения натуральных доходов на трудодни в колхозной деревне уже с начала 1930-х гг. резко обострилась, особенно в неурожайные годы, продовольственная проблема.

Со второй половины 1930-х гг. большую роль в обеспечении колхозников Мордовии продуктами питания стали играть личные подсобные хозяйства, в которых они трудились с более высокой производительностью. Именно ЛПХ в условиях войны дали возможность выжить колхозным семьям, став к тому же еще одним источником пополнения государственных доходов.

Сплошная коллективизация и планы развития аграрной сферы в последующие годы оказались трудновыполнимыми без методов принуждения и применения репрессий в отношении крестьянского социума, на которые ориентировало региональные власти центральное руководство. В то же время их действия, часто выходящие за пределы дозволенного, осуждались в официальных и секретных документах партии и правительства.

В годы коллективизации большой урон был нанесен животноводческой отрасли, которая на территории республики только в начале 1950-х гг. смогла восстановить по отдельным видам скота едва лишь дореволюционный уровень. Основную часть продукции животноводства давали не колхозы и совхозы, а личные подсобные хозяйства колхозников, что также нивелирует тезис об эффективности колхозов.

Действовавшая в сталинскую эпоху модель взаимоотношений власти с крестьянством в виде «господства и подчинения» не устраивала значительную часть последнего. В самом начале ее становления положение в деревне находилось на грани гражданской войны. Ослаблению конфронтации способствовали удаление наиболее активных противников огосударствления в тюрьмы или ссылку, миграция сельского населения в города, смягчение политики в отношении деревни, а также предпринимаемые попытки разрешения различных социальных проблем.

Основные положения диссертационного исследования