Материал исследования показывает, что публицистический текст рубежа XX–XXI вв. занимает место художественного текста по степени воздействия на массы, заимствуя при этом его приемы создания выразительности, образности. Именно публицистика становится мощным фактором формирования языкового вкуса современного субстрата.

К новым признакам и особенностям современной публицистики мы относим также следующие: 1) в начале 1990-х гг. мы наблюдали вульгаризацию газетно-публицистического подстиля, которая привела к смешению жанров, снижению интеллектуального уровня текстов, т.е. использовались главным образом жанры нестрогие (анекдот, афоризм, прикол, мнение, интервью с включением элементов прямой речи и т.п.). Все это объясняется в большей степени признаками экстралингвистического характера: погоней за читателем, сознательным отступом от официального языка советской эпохи, влиянием криминальной сферы на СМИ, заимствующими арго из речи людей с уголовным прошлым и др.; 2) в современной публицистике, в отличие от публицистики 1970–1980-х гг., отсутствует диалектная лексика, зато актуализируется арготическая, жаргонная и просторечная; 3) смешиваются жанры газетно-журнальных текстов, нивелируются их границы, однако развиваются и новые жанры; 4) увеличилось число функций газетно-публицистического подстиля: к информативной и воздействующей функциям добавляется эстетическая, свойственная, как известно, языку художественной литературы (художественному стилю) (см. А.И. Горшков 2006; О.А. Лаптева 2003). Следовательно, язык современной публицистики сближается с языком художественной литературы (ЯХЛ) на основе стремления к экспрессивности, оценочности, эмоциональности. Уточним, что эстетическая функция эксплицируется большей частью в креативных жанрах газетно-журнальной публицистики: приколах, афоризмах, мини-анекдотах, в меньшей – в художественно-публицистических: очерках, фельетонах.

В 1990–2000-е гг. публицистика сближается и с разговорной речью. Мы пришли к выводу о том, что газетно-журнальный язык: 1) индивидуализировался; 2) сблизился с языком художественной литературы в использовании: а) лексико-фразеологических средств, равно заимствуя их из литературного языка и социально ограниченной сферы употребления (арго, жаргоны, городское просторечие); б) приемов создания образности и образов (выразительно-изобразительные средства языка, свободная синтагматика, смешение разностилевых средств и т.п.); 3) разговорная речь является главным источником обновления лексико-фразеологического состава стиля. На наш взгляд, все то, что происходит в «просторечии» как промежуточной подсистеме языка (К.А. Войлова 2000; В.В. Химик 2000), наблюдается и в газетно-журнальной публицистике 1990–2000-х гг. Публицистические письменные тексты выполняют функцию просторечия, т.е. разговорной речи как прослойки между литературным языком и нелитературным просторечием: оттачивают, отсеивают, приспосабливают к коммуникативным и номинативным потребностям языка некодифицированные лексико-фразеологические единицы, актуализировавшиеся в постсоветский период.

Газетно-журнальная публицистика 1990–2000-х гг. основным своим стилистическим регистром сделала разговорную речь, заменив ею бывший книжный регистр. В публицистике действует кодифицированный литературный язык и личностная норма адресанта, который ориентируется на массовую коммуникацию, отражая особенности речи современного субстрата, приближая к себе адресата, отдавая дань речевой моде. С другой стороны, яркая индивидуальность эксплицирует смеховой мир, подвергая уничижению явления объективного мира, сознательно привлекает слова (ФЕ) – символы эпохи, отражающие сущность социальных, политических, экономических и культурных отношений, тем самым акцентируя внимание на важности проблем.

По нашему мнению, словами-символами постсоветского периода стали жаргонные, арготические слова, отражающие взаимоотношения людей: крыша, разборки, беспредел, авторитет, мочить, кинуть, тусовка и др.; некоторые из них в конце 1990-х в 2000-е гг. перешли в разговорную лексику (беспредел, тусовка).

Таким образом, наш лингвоанализ публицистических текстов позволяет сделать следующие утверждения: 1) язык современной публицистики формируется под влиянием разговорной речи, что свидетельствует о дальнейшей демократизации языка публицистики, в частности, её лексики и фразеологии; 2) публицистика занимает место художественной литературы по функции – воздействовать на личность, формировать языковой вкус, определять культуру языка и речи. Можно констатировать, что в конце 1990-х – 2000-е гг. актуально разнонаправленное взаимодействие трех функциональных разновидностей русского языка: публицистический стиль – разговорная речь – ЯХЛ. По нашим наблюдениям, некодифицированные лексические и фразеологические средства языка используются адресантом в следующих качествах: 1) как средство, узнаваемое адресатом и интригующее его; 2) как языковой символ времени, эксплицирующий назревшие проблемы; 3) как экспрессивное средство для достижения коммуникативно-прагматического результата, особенно в заголовках; 4) как текстообразующий смысловой элемент, катализатор «смеха» в разных его модификациях (отражение мира культуры и мира антикультуры, нормы и антинормы), смеха амбивалентного, оздоравливающего или выполняющего компенсирующую функции.

Уточняя результаты исследований публицистики постсоветской эпохи (Е.А. Земская 1996; В.Г. Костомаров 1994; Г.Я. Солганик 1997; Н.И. Клушина 1995; Н.Л. Синячкина 1997; И.А. Нефляшева 1998 и др.), мы констатируем, что язык современной газетно-журнальной публицистики отказывается и от сложившейся системы жанров публицистики советского периода. Стремление уйти от строгих жанров (О.А. Лаптева 2003) позволяет адресанту свободно использовать кодифицированные и некодифицированные лексические средства, смешивать разные стилевые пласты, что приводит к пародированию и самих жанров предшествующего периода.

Следует особо отметить смену коммуникативной парадигмы, то есть доминирующего в общественной практике типа общения (И.А. Стернин 2003): монологическая коммуникативная парадигма сменилась диалогической, что является следствием смены общественно-политической парадигмы. В результате смены коммуникативной парадигмы, нашедшей отражение, в первую очередь, в публицистике, наблюдаются следующие взаимосвязанные друг с другом процессы: 1) орализация публицистики, которая проявляется в возрастании роли и расширении функций разговорной речи; 2) диалогизация общения, реализующаяся в развитии новых видов диалога, усилении общественной эффективности диалогического общения в сравнении с монологическим; 3) плюрализация общения, которая проявляется в формировании традиций сосуществования разных точек зрения при решении какой-либо проблемы; 4) персонификация общения, т.е. рост личностного начала в текстах.

Вышеназванные особенности свидетельствуют о качественном и количественном изменениях языка публицистики: высокая частотность некодифицированной лексики, использование прецедентных текстов советской эпохи (лозунгов, призывов), деформация ФЕ, смешение разностилевых средств и т.п.

Следует отметить, что в 2000-х гг. жаргонизмы стали использоваться упорядоченно, согласно запрогнозированному коммуникативному результату, то есть с экспрессивной целью, и отражая особенности речи нашего современника, чаще в развлекательных рубриках или в интервью, аналитической и полемической статье. Строгих жанров остается меньше, т.к. газета и журнал стремятся к живому облику речи, усилению диалогизации позиций адресант-адресат, газета (журнал)-читатель-газета (журнал). Поэтому актуализируются нестрогие жанры, особенностью языка которых является самопроизвольное вторжение некодифицированной лексики (ФЕ) и в которых проявляется личностное начало. Газетно-публицистический подстиль, стремясь к экспрессивности, осуществляя функцию воздействия и эстетическую функцию, в нестрогих жанрах разрабатывает свою систему речевых приемов, например: имитация, цитация, прецедентные высказывания, «сшибка», или «стык» стилей и др. (Н.С. Валгина 2004; В.И. Коньков 1995; О.А. Лаптева 2003).

Рубеж XX–XXI вв. – это то время, когда интерес к комизму, смеху возрастает, актуализуя уже известные речевые смеховые жанры (анекдот, афоризм) и порождая новые, которые служат своеобразной формой для воплощения реальности в смеховой оценочности. М.М. Бахтин считал «смех», «праздник» компенсацией жизненных тягот, формой ухода от действительности на заранее оговоренное время праздника. Если же человек решит устроить себе «внезапный» праздник, то он будет осужден другими людьми. Полагаем, что разрешением «смеяться» (когда можно и когда нельзя) объясняется обилие креативных рубрик в газетах, развлекательных теле- и радиопередач, юмористических программ, получивших приоритет в устных СМИ, рождение новых речевых жанров или их дифференциация на новые разновидности со смеховой направленностью (например, приколов, аифоризмов, стёба (в печатных СМИ)).

В конце 1990-х и особенно в 2000-е гг. развивается система малых речевых жанров, которые вводятся в специальные рубрики газет креативной направленности, например, разновидности афоризмов – аифоризмы (по названию газеты «Аргументы и факты»), приколы, витиевизмы, которые мы определяем как жанры, выделяя их признаки. Одним из главных жанроформирующих свойств публицистического текста является диалогичность. Мы видим проявление диалогичности в рефлексии адресата, соответствующей спрогнозированной адресантом модальности.

В диссертации мы впервые обосновали некоторые новые жанры. Исследователи указывают, что для дифференциации жанров может быть значим и один из выделенных признаков (Б.В. Томашевский, Н.А. Николина). Например, на основе доминирующих в текстах приемов словоупотребления, грамматических конструкций можно выделить новые жанры.

По нашему определению, аифоризмы – это краткие, остроумные изречения, отражающие злободневные темы и имеющие шутливую, саркастическую, комическую (смеховую) окрашенность (Лети с приветом, вернись умным! («АиФ», 2003)). Аифоризмы апеллируют к приемам ЯИ так же, как и витиевизмы. Витиевизмы – это разновидности афоризмов, имеющие автора, замысловатые остроумные высказывания, отражающие актуальные проблемы российской действительности, построенные на приемах ЯИ, создающей «смеховую» направленность, и выражающие тонкие смысловые оттенки (ср. с выражениями вить смысл, плести словеса, то есть создавать тонкий смысл путем «плетения словес»). Витиевизмы характеризуются национально-культурной коннотацией, которая создается языковыми, литературными, культурными и др. пресуппозициями. Например, витиевизмы В. Сумбатова (газ. «12 стульев». 2.08. 2000): Чтобы иметь свое лицо, одной физиономии мало. Сокрытие смысла создается использованием разностилевых синонимов лицо (нейтр.) – физиономия (разг.). Кроме того, смысловое приращение создается значением слова лицо – «имидж», «общественный портрет», а слово физиономия употребляется в узуальном значении – как лицо непривлекательное, ничем не выделяющееся.

К креолизованным текстам (Н.С. Валгина 2004) мы относим жанр видеомы, нашедший отражение в газете 1990–2000-х гг., причем в связи с демократизацией газетного языка и привлечением непонятных или, напротив, популярных слов (ФЕ). Это новый жанр, который оживляет газету, приближая ее к читателю и демонстрируя ее творческую направленность. Видеома – это коммуникативная и речевая единица, которая репрезентирует бытовые, социальные отношения, служащие предметом смеха. Следует отметить такую жанророобразующую черту видеомы, как опора на общие фоновые знания адресанта и адресата, отражающие ментальность русского народа или его ментальные пристрастия. Например:

Иконический ряд Вербальный ряд

Огромный квадратный стол, за которым сидят узнаваемые по лицам Чапаев и Петька. На столе стоит чугун, полный картошки, рядом с ним пачки американских долларов. Чапаев, обращаясь к Петьке: «Картошка, Петька, должна быть в котелке, а «капуста» на депозите!»

(«КП». 15.10.2004).

Народная русская пища «картошка с капустой» проецируется на современное социальное явление – деньги, которые в постсоветский период ценятся в американской валюте – долларах, получивших жаргонное наименование «капуста» в результате метафорического переноса значения (по зеленому цвету купюр). Омонимия жаргонного и узуального значений слова капуста создает комизм. Таким образом, мы полагаем, что видеомы можно отнести к интеллектуальным креативным жанрам, так как они создаются на базе культурных, литературных, ментальных пресуппозиций. Их назначение мы видим в том, что они должны: а) отражать реальные события, явления, свойственные конкретному времени, используя особенности языка и речи этого времени; б) создавать оценку актуального явления, запечатлевая его не только в вербальном, но и в иконическом ряду.

Прикол как речевой жанр – это краткое изречение, построенное с помощью приемов ЯИ и на ассоциациях лингвистического и экстралингвистического порядка. В середине 1990-х гг. мы относим его к разновидностям афоризма, но с конца 1990-х по причине увеличения и уточнения признаков определяем его как новый речевой жанр, что свидетельствует о динамике жанров. Языковая ирония, пародийность в письменной публицистике отражают проявление мира антикультуры, с одной стороны, оттеняющего актуальное, кодифицированное, культурное, с другой – репрезентирующего «смеховую культуру» русской личности, с третьей – демонстрирующего изменение языкового вкуса общества, речевые особенности нашего современника. В диссертации показано, что все это проявляется в малых речевых жанрах, например, в приколе. В композиционном плане прикол строится как предложение или ССЦ. В смысловом отношении он делится на две части: в первой утверждается что-либо, во второй это утверждение нарушается: нормированное гасится ненормированным. В языковом оформлении присутствуют слова и ФЕ, актуальные, социально значимые в период, синхронный созданию прикола. Функция прикола – смеховая, заостряющая внимание на присущих эпохе явлениях. Прикол – это своего рода отзыв на социальные, политические, культурные изменения, и поэтому он всегда эксплицитно или имплицитно выражает оценку. Мы полагаем, что прикол – это производное афоризма, которое представляет собой оригинальное, лаконичное, творческое высказывание, заключающее в себе образное выражение мысли; обладающее эмоциональностью, экспрессивностью, оценочностью и отличающееся от других разновидностей афоризма особой коммуникативной и прагматической установкой: вызвать смех, улыбку, создать юмор, иронию и т.п., обратив тем самым внимание на приоритеты, характерные черты, обыденность, банальности конкретной эпохи. Для прикола характерны прием обманутого ожидания, наложение неузуального значения на узуальное, использование некодифицированных лексических средств (жаргонизмов, арготизмов, неологизмов, просторечных слов). Главной стилеобразующей и жанрообразующей чертой прикола является наличие «эмоции смешного».

Оценочность и эмоциональность также являются жанрообразующими и текстообразующими свойствами прикола. В ходе исследования мы отметили, что оценка проявляется двояко: 1) оценка адресанта, выражающаяся в высказывании имплицитно; 2) оценка адресата, воспринимающего прикол-высказывание. Таким образом, оценка, прогнозируемая адресантом (имплицитная) должна совпадать с оценкой адресата, чтобы достигнуть желаемого результата (рассмешить), например: Моя профессия – артист, а ваша – Жириновский; Компьютер без мыши, что коммерсант без крыши. Интерпретация смысла приколов адресатом должна основываться на его знании фактов российской действительности, знании пресуппозиций, обусловленных российской ментальностью, а также на знании иноязычной и жаргонной лексики и фразеологии данного периода. В этом плане прикол близок жанру анекдота. Взаимодействие, слияние семантической и эмоционально оценочной сторон высказывания является текстообразующим и жанрообразующим признаком прикола. Например: Храните деньги в сберегательных баксах (узуальное: кассах); Лох тот солдат, который не мечтает стать генералом (узуальное: плох). Паронимия кодифицированного и жаргонного слов плох – лох создает комизм. Итак, жанр прикола отличается от афоризмов своей прагматической направленностью. В лексическом составе обязательно содержится слово или словосочетание, активно употребляющееся в разговорной или публицистической речи.

Среди новых жанров мы выделяем стёб. Так, Е.А. Земская (1996) считала первоначально «стёб» разновидностью жаргона, роль которого заключалась в развенчании официальной политической речи. Она определяет стёб как язык, возникший на основе советского языка как реакция сопротивления сухому идеологизированному языку. А. Агеев определяет стёб как язык, на котором общалась интеллигенция и молодежь в 1970–1980-е гг. в обиходно-бытовой ситуации, но при этом делает оговорку, «грубо, приблизительно говоря, это специфический язык…» («ЛГ». 03.08.1994). Мы полагаем, что к концу 1990-х – в 2000-е гг. стёб формируется как жанр. Это текст «смеховой» направленности, характеризующийся смешением кодифицированных и некодифицированных, разностилевых лексико-фразеологических единиц, то есть включающий прием смешения стилей или разностилевой лексики и фразеологии. Безусловно, мы предвидим спорность данного вопроса.

Известно, что выбор жанровой формы основывается на своеобразной антиномии норма (стандарт) – отклонение от нормы (антинормы) (Н.А. Николина 2003). Согласно последнему утверждению, мы можем считать стёб новым жанром публицистики. Для него характерно структурирование текста на основе стандартного, информационного текста. Во-первых, структура нового, ненормированного текста как бы накладывается на известную модель стандартного текста. Во-вторых, в повествовании сталкиваются разные по коммуникативной установке мнения (стандартные (мир культуры) – положительные; нестандартные (мир антикультуры) – отрицательные). При этом отрицательные мотивы и оценки эксплицируются как положительные, то есть «мир антикультуры» (антинорма) занимает доминирующие позиции, высмеивая «мир культуры» (организованный, нормированный). В-третьих, речевые средства выполняют главную функцию – создают «смех», проявляющийся в разных формах (пародия, ирония, комизм, юмор). Применяются приемы столкновения в тексте разностилевых языковых средств, смешения нормированного и ненормированного, литературного и индивидуального (окказионального), а также прием травестирования. Речевыми сигналами могут выступать жаргонные, арготические, просторечные слова и ФЕ, как правило, эксплицирующие актуальные явления конкретной эпохи.

Таким образом, стёб утверждается в 2000-е гг. в публицистике как нестрогий жанр художественно-публицистического подстиля. По нашему мнению, его появление подготовлено жанрами анекдота, фельетона, памфлета, пародии. Стёб обусловлен и такими тенденциями публицистики, как взаимодействие жанров, приводящее к порождению «гибридных»; актуализацией неканонических (нестрогих) жанров; сменой пропорций соотношения «жанр–автор»; смещением жанров устной и письменной публицистики в сторону нестрогих в силу их востребованности современной языковой личностью.

Мы полагаем, что стёб – это не просто стиль или его разновидность. В диссертации мы показываем его дифференциальные признаки: во-первых, стёб эксплицируется на речевом уровне, во-вторых, стёб всегда равен тексту, в-третьих, стёб создает пародийность, смеховую тональность пейоративной направленности. Высмеивается официальное, нормированное, то есть «мир культуры». Следовательно, стёб – это главный символ мира антикультуры, то есть «антинормы». Например: «Дай уехал в Китай!». «Выражение появилось после неудачного китайского посольства в Москву за хлебушком. Посол китайского императора Дай Сюдао (династия Дань) уехал из Москвы ни с чем. Сохранилось имя посла: Дай Хотьчо». («Неделя». 22-28.09.2005). Стёб как жанр характеризуется функцией уничижения описываемого явления, рефлексией на новые символы эпохи. Этот жанр строится на прямом столкновении нормы и антинормы, мира культуры и мира антикультуры.

По нашему мнению, можно говорить и о новом креативном речевом жанре SMS. По структуре SMS представляют сжатые в синтаксическом плане конструкции: неполные предложения или несколько парцеллированных предложений, если нужно передать более объемное по смыслу сообщение. Пропущенные слова и фразы адресант восстанавливает на основе общих фоновых знаний. Итак, SMS – это – короткий, сжатый по форме текст, содержащий максимум информации, которая содержится не только в вербальном фрагменте SMS, но и восполняется адресатом с учетом знания пресуппозиций при чтении. При этом важна подпись адресанта, поскольку адресат ассоциирует сообщение с конкретной личностью, с которой связана определенная социальная, культурная, оценочная и пр. информация. Например: Твоя благоверная шизанулась, с зеркалом общается. Прячусь у кентов. Белоснежка (шизанулась – тронулась умом, кент - друг); Горыныч, делай крылья, к тебе Муромские с предъявой. Яга (имитируется речь «новых русских», эксплицируя криминальные отношения).

В «Заключении» подводятся итоги исследования и дается подтверждение гипотезы. Главной тенденцией изменений в лексике и фразеологии публицистического стиля является взаимодействие литературной лексики (нормы) с арготической и жаргонной лексикой (антинормой) как составной части некодифицированной лексики русского языка.

В публицистике обозначенного периода изменилось коммуникативное ядро лексикона. В это ядро вошли некоторые жаргонные и арготические единицы (типа наезд, нал, безнал, «мыло», мент, деды, косить (от армии) и т.п.), изменившие свои семантические, стилистические характеристики или статус на уровне узуса и кода (н-р, слово бомж стало литературным, тусовка, крутой – разг.).

Часть некодифицированных слов и ФЕ является символами постсоветской эпохи, например: крыша, замочить, челнок, разборки, кайф, лох, козёл, бабки зелёные (зелень); ФЕ: сесть на иглу, зашибать (срубать) бабки, оборотни в погонах, однорукий бандит и др.

К лингвистическим причинам актуализации жаргонной и арготической лексики в публицистике относятся следующие: развитие синонимических, омонимических, гиперо-гипонимических парадигм, включающих некодифицированную лексику; изменение семантических оттенков; расширение лексической синтагматики; смешение особенностей устной и письменной форм речи, привлечение разговорных лексических средств с целью усиления диалогичности текста и др.

Публицистика как явление массовой коммуникации способствует переходу некодифицированной лексики и фразеологии из ограниченной сферы употребления в общенародную. Отдельные арготические и жаргоннные слова употребляются в публицистических текстах в значениях, не отмеченных в словарях арго, жаргонов, языка города (н-р, мочить – в речи политиков «побеждать соперника»; челнок – в речи хоккеистов «расстояние от борта до борта при броске шайбы и др.).

В постсоветский период наблюдается не столько классовое, сколько связанное с узкой специализацией расслоение общества, чем объясняется появление новых профессиональных и возрастных жаргонов, которые находят отражение в устной и письменной публицистике, например, жаргон автолюбителей, рейдеров, секретарей офисов, косметологов, пластических хирургов, педиатров, политиков, игроков (игорный бизнес), руферов (любителей лазать по крышам высотных домов и наблюдать сверху), стрейтэджеров (сторонников здорового образа жизни) и др. Публицистика постсоветского периода, используя арготическую и жаргонную лексику разных социальных, профессиональных, возрастных групп, способствует формированию «общего жаргона» и его внедрению в общенародное употребление. Этот эволюционный процесс в арготической и жаргонной лексике репрезентирует взаимодействие нормированной и ненормированной лексики, которое находит отражение в публицистическом тексте.

Некодифицированная лексика и фразеология используется в публицистическом тексте для создания «смеха» в разных формах его проявления, эксплицируя традиции русской культуры, взаимодействие нормы и антинормы, выступающее приемом создания оценочности, эмоциональности текста.

Социальная обусловленность использования некодифицированных лексических единиц в публицистическом тексте уступает место коммуникативной обусловленности, которая определяет намеренное нарушение лексических норм и приводит к активизации антинормы, выступающей в качестве выразительно-изобразительного элемента текста, что еще более сближает публицистический стиль с языком художественной литературы.

«Смех» в публицистике постсоветского периода на протяжении 1990-х гг. репрезентирует свое разрушительное начало, которое проявляется в отрицании языка советской эпохи и всего советского; с конца 1990-х – 2000-е гг. – созидательное начало, выступая как творческий фактор при порождении публицистического текста, освобождая его от штампов, клише.

В публицистике 2000-х гг. некодифицированная лексика выступает как фактор текстообразования, например, малых речевых жанров (прикол и др.).

Взаимодействие кодифицированной и некодифицированной лексики (в частности, жаргонной и арготической) в публицистическом тексте приводит к следующим явлениям: а) развитию многозначности у некоторых единиц, б) созданию синонимических, омонимических, гиперо-гипонимических парадигм, в) образованию словообразовательных рядов (гнезд). К особенностям современной публицистики относятся:

– оценочность как конструктивный принцип газетного подстиля, в создании которой участвуют некодифицированные лексические средства, то есть антинорма как приём порождения текста;

– смещение межжанровых границ и рождение гибридных жанров, а также самостоятельных речевых жанров с креативной направленностью, адресованных интеллектуальному адресату, например: прикол, видеома, стёб, аифоризм, SMS;

– актуализация ряда жаргонных и арготических слов в публицистическом тексте, которая привела к изменению их семантики, стилистической окраски и статуса на уровне узуса и кода и др.