Вначале, при зарождении «сильной программы» в социальной эпистемологии (Д. Блур) в 70-х гг., философы отвечали на аргументы социальных эпистемологов, указывая на отсутствие четкой программы социологии знания и эмпирических данных как ее базиса Философы науки отклоняли «социологическое искушение» и воздерживались от того, чтобы искать объяснительные ресурсы в социологической области. И. Лакатос оказал на философию науки влияние, пусть и косвенное, в части ее «натурализации», подчеркивал ведущую роль истории в исследовании научного знания, а не социологии.

Противостояние «рационализма» и «релятивизма», свойственное современной социальной эпистемологии, является темой книги, изданной М. Холлисом и С. Луксом, «Рациональность и релятивизм», в которой опубликована статья Б. Барнса и Д. Блура, формулирующая принципы методологического релятивизма. Направление социальной эпистемологии с самого начала характеризовалось теоретическими и методологическими разногласиями между его участниками, в том числе относительно эмпирических областей исследования. Б. Барнс отмечает, что главный внутрений разрыв социологии научного знания состоит в разногласии между теми сторонниками «сильной программы», кто, подобно ему, ищет общую объяснительную теорию, и теми, кто утверждает, что социологический анализ должен ограничиваться выполнением дескриптивной задачи.

С. Вулгар считает, что социологи знания в основном сходятся во мнениях, проявляя интерес к социологическому анализу технического содержания знания, и что основное расхождение между ними состоит в указаниях на то, чем именно такое содержание может быть и как оно должно изучаться.

Б. Латур указывает на то, что социология научного знания подорвана использованием традиционных концептуальных дихотомий, с которыми имеют дело естественные науки: субъект/объект, Природа/Общество и т. п.

А. Пикеринг начал также как сторонник социологии научного знания. Теперь этот автор отмечает, что социология научного знания ориентирует исследование науки на ее основной продукт – знание, а не на процесс создания этого продукта. Поэтому она дает слабую, идеализированную и редуктивистскую картину науки и оказывается бесполезной для схватывания богатства научных практик, а именно, работы по созданию инструментов, планированию, управлению и интерпретации экспериментов, разработке теории, ведению переговоров с лабораторными управлениями, журналами, агентствами, и так далее.

Если влияние социологии научного знания 80-х годов на философию науки было относительно слабым, то в более поздней литературе увеличивается количество ссылок на эту программу. Некоторые философы науки сделали социологию научного знания или какие-то из ее подпрограмм главной мишенью своих критических аргументов. Л. Лаудан пытался показать, что, с одной стороны, задача «сильной программы» в том, чтобы дать научный анализ науки. С другой стороны, утверждает Лаудан, «сильная программа» является псевдонаукой, потому что ее теоретическим принципам недостает эмпирического базиса. Дж. Эрман признает за социологией научного знания статус «самого неуловимого и коварного противника». И. Ниинилуото считает исследования, проведенные в рамках социологии научного знания, интересными, но недостаточными, чтобы оправдать радикальные заключения, сделанные социологами. П. Китчер отличает логическую модель знания (как набора хорошо обоснованных истинных убеждений) от представления о знании как социальной реализации. Он утверждает: «Философы игнорировали социальный контекст науки; и это положение следует изменить». Китчер не является сторонником социологии научного знания, но он подчеркивает нераздельность когнитивного и социального компонентов науки, что отсылает к данной программе.

Э. Голдман пытается систематизировать социальную эпистемологию как течение, чему, в частности, посвящена его статья в Стэнфордской философской энциклопедии. Он выделяет три направления в рамках современной социальной эпистемологии. При этом подход, который Голдман называет классическим, рассматривается им в двух формах:

1) классический подход, ставящий акцент на традиционной эпистемической цели получения истинных убеждений;

2) классический подход, фокусирующийся на цели получения обоснованных убеждений. В последнем случае Голдман имеет в виду британскую традицию исследования знания со слов других людей (testimony) как особого, эпистемически подозрительного, рода знания. К этой традиции Голдман относит и Х. Лонжино (1990, 1993), в концепции которой научное убеждение обосновывается путем указания на его получение в результате применения «объективных» методов.

3) Сторонники третьего, неклассического подхода в социальной эпистемологии не используют понятия истины и обоснования. Обращаясь к социальным измерениям знания, они рассматривают знание как институционализированное убеждение (belief). Голдман в своей классификации социальной эпистемологии не учитывает существования российской традиции.

И.Т. Касавин выделяет три ветви социальной эпистемологии, связывая их соответственно с именами их представителей: Д. Блура (Эдинбург), С. Фуллера (Уорвик), Э. Голдмана (Аризона). В России, как правило, без использования термина «социальная эпистемология», это направление представляют Л.С. Косарева, Л.А. Маркова, Л.А. Микешина, Н.М. Смирнова, З.А. Сокулер, Е.Г. Трубина, В.Г. Федотова, В.А. Лекторский, М.К. Петров, В.С. Степин, В.П. Филатов и др.

И.Т. Касавин в свое время выделил три ветви социальной эпистемологии в Советском Союзе.

1. Методологическое направление, представленное изысканиями В.С. Степина, В.С. Швырева, Э.Г. Юдина. Анализ привел этих авторов к той идее, что характер научного познания детерминируется двумя факторами: объектом и структурой научной деятельности. Наука является частью социокультурной системы.

Степин анализировал структуру и развитие физических теорий, логически реконструируя построения Максвелла и Дирака. Он показал, что эти системы связаны, с одной стороны, с объектом, а с другой – с социокультурным миром. Социокультурный аспект теории выражается в понятиях «научная картина мира» и «стиль научного мышления».

Это направление продолжают Б.Г. Юдин и Е.А. Мамчур.

Юдин рассматривает методологию как теорию деятельности, в т. ч. научной. Е.А. Мамчур дискутирует проблемы рациональности, научного выбора, социальной детерминации научного знания.

2. Историческое направление – в его рамках история науки рассматривается социологическими и психологическими методами. Оно в свое время было выражено книгой «Методологические проблемы истории науки», изданной И.С. Тимофеевым (1982) . Одним из основных положений этой книги является то, что если мы принимаем тезис о социокультурной природе науки, то история науки становится социальной историей, и противостояние экстернализма и интернализма снимается. Два направления дальнейшего развития этой программы осуществлены в работах: В.П. Карцева и Л.А. Марковой. Карцев анализирует отношения между индивидом и коллективом в науке как базис теоретической истории науки. Маркова исследует идею социального в историографии науки от О. Конта до Р. Мертона. Социальность понимается ею не как внешнее влияние, а как способность создавать внутренние коммуникативные и практические структуры, кореллирующие с внутренней логикой науки.

3. Эпистемологическое направление, которое развивает В.А. Лекторский, анализируя понятия идеального теоретического объекта, типа познающего субъекта, процедуры понимания и рефлексии, а также рассматривая познание и действие в контексте коммуникации.

Синтез эпистемологии и истории науки, по Касавину, представляет собой самокритику первых трех направлений и представлен работами Л.М. Косаревой, В.П. Филатова, Л.А. Микешиной и его собственными.

Косарева выделяет два вида социальности науки: экстернальная (обусловленная внешними структурами) и интернальная (представляющая собой субъективную структуру познающего субъекта).

Филатов подчеркивает необходимость анализа познающего субъекта и гуманизации науки и эпистемологии. Он изучает исторические трансформации понятия разума и показывает невозможность проведения границы между наукой и ненаукой. Микешинарассматривает корреляцию когнитивных и ценностных факторов, связь между языком, коммуникацией и ценностью, ценностное содержание научного знания.

Проект социальной эпистемологии содержится в книге И.Т. Касавина «Познание в мире традиций». Социальная эпистемология, по Касавину, должна основываться на глубинной взаимосвязи знания, сознания, деятельности и общения и изучать все аспекты человеческого бытия, анализируя социокультурное, нормативное и регулятивное содержание знания и вырабатывая при этом новую интерпретацию понятий рациональности, знания, истины. Касавин подчеркивает то положение, что знание для философа отличается от такового для ученого — философ рассматривает его в социальном контексте, ученый как относящееся к объекту.. Подход Касавина к социальной эпистемологии предполагает рассмотрение ее как снятие противоположности классической и неклассической эпистемологии путем развития постнеклассической эпистемологии, сохраняющей роль философии в междисциплинарном взаимодействии и объединяющей дескриптивизм и эмпиризм, с одной стороны, с нормативизмом и трансцендентализмом, с другой.

Объект работы

Объектом данной работы (проблемным полем исследования) является феномен познания в социальном измерении.

Предмет работы

Предметом работы (ее центральной темой) являются понятия знания и истины в современной социальной эпистемологии, их роль в построении социально-эпистемологических концепций, а также ценностный аспект и методологическое значение данных понятий.

Цель исследования

Целью данного исследования является анализ социально-эпистемологической концепции Д. Блура и выявление ее значения для решения современных проблем эпистемологии.

Задачи исследования

Основными задачами исследования являются следующие:

реконструировать принятую в «сильной программе» Д. Блура концепцию знания как социального института;

проанализировать ценностный аспект социальной эпистемологии Д. Блура;

критически проанализировать понятия истины и знания в рамках социальной эпистемологии, в частности, на примере концепций ее основателя Д. Блура (Эдинбург), а также его оппонентов Э. Голдмана (Аризона), С. Фуллера (Уорвик);

показать значение данных концепций для современной эпистемологии и проанализировать их отношение к классической эпистемологии и философии в целом;

обосновать методологическую значимость релятивистской позиции Д. Блура.

Методологическая основа исследования

Методологическая основа исследования представляет собой сочетание историко-генетического метода и метода теоретической реконструкции, с одной стороны, и критико-аналитического метода, с другой.

В процессе анализа мы опирались на работы ряда отечественных и зарубежных исследователей. Так, реконструкция эпистемологической позиции Д. Блура частично опирается на исследования Э. Лёкиви. Экспликация отличия «сильной программы» в социологии знания от философии науки сделана с опорой на работу А.А. Альварес, а также работы Л.А. Марковой, Л. А. Микешиной. Кроме того, теоретическое осмысление релятивистской позиции Д. Блура осуществлялось со ссылкой на его собственные пояснения. При реконструкции теоретической позиции С. Фуллера учитывался анализ, проведенный Х. Е. Грассвик.

Общее осмысление направления социальной эпистемологии производилось с учетом разработки данной проблемы И.Т. Касавиным.

Научная новизна исследования