V.5. Региональная идентичность не имеет тенденции однозначного усиления или ослабления в какой-либо возрастной группе, каждая из них является лидером по какому-либо параметру (группе параметров) идентичности. Не подтверждается мнение об угасании региональной идентичности в более молодых возрастных группах, как полагают многие авторы (например, А.Л. Андреев, 1999). Реально существует более сложная, неоднозначная картина (судя по массовым опросам в Вологодской области -см. табл.16).

Таблица 16. Показатели региональной идентичности в разных возрастных группах, у мужчин

Показатели региональной

Идентичности, в %% Группа до 30 лет Группа 30-60 лет Группа старше 60 лет

Гордость за Россию («брутто») 51,7 46,4 61,5

Необходимость сохранения различий в специфике внешнего облика городов 57,5 60,1 53,5

Любовь к родному городу, краю 57,5 70,9 80,8

Просвещённый патриотизм 5,1 3,1 4,7

Природный патриотизм 28,8 55,3 71,1

Внеэкономизм мышления 8,1 22,2 19,2

Субэтничность 13,9 23,1 37,6

С точки зрения идеи доминирования мобильности над укоренённостью молодёжь должна была бы иметь существенно меньшую силу РИ. И при анкетировании экспертов нередко просматривается тенденция высокой укоренённости молодёжи. Среди школьников: в Моршанске вдвое преобладают желающие остаться (38%) над желающими уехать (19%); в Муроме желающие остаться также преобладают (44% и 40%). Это хорошо укладывается в общий контекст РИ в этих городах.

V.6. Роль экономических факторов в региональной идентичности: самоощущение богатства индивида усиливает идентичность, в то же время идентичность местных общностей безразлична к уровню социально-экономического развития региона. В рамках массовых опросов в целом не подтверждается идея о существовании обусловленности развития РИ уровнем социально-экономического развития региона. (Вывод о такой обусловленности был, сделан, в частности, в исследовании стран Евросоюза, 2004).

Однако иногда такая связь всё же прослеживается. Так, Костромская обл. – регион с наименее развитой РИ (без учёта Твери), в том числе по интегральному индексу РИ- по всем (7-ми) выбранным (устойчивым во времени) душевым показателям социально-экономического развития имеет существенно более низкий уровень развития по сравнению с соседней Ярославской обл., в т.ч. по показателям ВРП, доходам населения, общей безработице (что является «материальной» предпосылкой стресса соседства).

В то же время по всему модельному полигону Костромская обл. является отстающей лишь по 2-ум показателям из 7-ми. Для других регионов такого рода связь не прослеживается, в частности, если РИ сводить к её интегральному индексу (данные 2002-2004 г.г).

При анкетировании экспертов был обнаружен феномен сопротивления населения идее о присоединении к экономически более благополучным (с точки зрения населения) регионам – довольно сильное - в Тамбове и Моршанске - к Липецкой обл., в Галиче – к Ярославской обл., в Туле, Плавске и Богородицке – к Московской обл., умеренное – в Пензе и Нижнем Ломове - к укрупняемой Самарской обл. Однако в Костроме фиксируется тенденция присоединиться к экономически преуспевающему соседу, потеряв при этом свой статус центра самостоятельного региона.

На уровне индивида наблюдается связь между ощущением себя как богатого или бедного и уровнем развития РИ. С ростом ощущения своего богатства усиливается и идентичность. Интересно, что усиление РИ происходит в рамках самых разных форм РИ, в том числе различающихся между собой в отношении к традиции, традиционализму, модернизации и т. д. Основной смысл такой зависимости, как мы полагаем, укладывается в формулу: «Пролетарии не имеют отечества». Наиболее чётко она проявляется для многих параметров РИ в Вологодской области – выбор своего населённого пункта в гипотетической ситуации выбора: 20,6% - 38,4% - 47,2%; любовь к своему городу, краю: 59% - 71%-72%; российский патриотизм: 18%-30%-35%; субэтничность: 9%-19%-27%. Особенно явно прослеживается усиление надтрадиционной РИ: 2%-10%-19%. (Учтены градации самоощущения: «нищие», «бедные», «богатые, среднего достатка»). Такого рода единообразие отличает воздействие «фактора богатства» от факторов уровня образования и принадлежности к определённому поколению.

Для надтрадиционной РИ в Костромской области характерна инверсия, - так же, как и в случае влияния уровня образования: (+9%) – (+2%) – (-8%).С ростом самоощущения богатства в Костромской области ослабевает также российский патриотизм. Эта инверсия обусловлена стрессом соседства и сопряжёнными с ним факторами. Если в других регионах более богатые чаще довольны жизнью на своих территориях, то в Костромской области у них возникает «крамольная» мысль: почему и зачем мы живём именно здесь?!

Можно ли говорить о противоречии между уровнем индивида и уровнем региона? В нашем случае получается, что регион как целостность не определяется только экономическими факторами: культура (в широком смысле слова) оказывается равноправным партнёром экономики. Здесь подтверждается, как мы полагаем, неоднократно высказывавшаяся позиция об эмерджентном, целостном характере региона по отношению к входящим в него элементам (В.И. Данилова-Данильяна, М.Г. Завельского). Кроме того, препятствием для превращения тенденции роста силы РИ с ростом богатства индивидов в тенденцию увеличения силы РИ с ростом уровня социально-экономического развития региона является слишком малое количество «богатых». И в гипотетическом случае значительного увеличения доли «богатых» уровень богатства всё равно не стал бы доминирующим. Этому препятствует, во-первых, отсутствие положительной связи между уровнями богатства и образования респондентов и, во-вторых, отсутствие единой тенденции связи между уровнем образования и силой РИ по материалам модельного полигона. Трудно прогнозировать, что произойдёт в случае распространения богатства среди более образованных слоёв населения, даже при сохранении существующих тенденций.

Также и по данным анкетирования экспертов, люди любят своей край независимо от его благосостояния. Однако фактор благосостояния «накладывается» на другие факторы при поисковой самоидентификации. Случаи негативного отношения к своему краю чаще не связаны только с экономическим фактором, а определяется комплексом причин, а также чисто личными мотивами, включая «негативное отношение к стереотипу поведения местных жителей». Для альтернативных по отношению к своему современному месту жительства городов действие экономических факторов сужено до их области перекрытия с факторами культурными (лишь относительно немногие анкетированные указали на приоритет «возможности заработать больше денег» как на основной или единственный фактор). Распространены антропоэкологические предпочтения: «люблю холод», «люблю жару», «хочу жить уединённо на хуторе», «остались хорошие впечатления о Волгодонске» (последнее - речник – житель Арзамаса).

ОСНОВНЫЕ ВЫВОДЫ.

1.В Европейской России существует развитая РИ. Это свидетельствует о способности российских социальных структур к саморегуляции и воспроизводству в рамках гражданского общества, о существовании стабильных, но эволюционирующих стереотипов поведения. Идея «кризиса идентичности» - в данном случае - миф, продукт пиара. В рамках РИ формируются исторически обусловленные, оптимальные по размеру ячейки общества на мезоуровне, объединяющие индивидов (разных – в разной степени) на территории.

2.РИ - относительно автономный культурный феномен, в целом не зависимый от уровня социально-экономического развития регионов и поселений. В сфере культуры РИ автономна по отношению к социально-культурному потенциалу, людности города, а в значительной мере – и по отношению к его архитектурному и пейзажному своеобразию, хотя существуют отдельные каналы воздействия культуры и ландшафта на РИ. Она отчасти автономна и по отношению к фактору устойчивости историко-географических границ. Близость к современным административным границам регионов неоднозначно влияет на РИ (ослабление РИ чаще для «активных», усиление - чаще для «пассивных» границ). Оказываются «разведёнными» и теряют ожидаемую прямую связь сила местного патриотизма, устойчивость границ региона, контрастность между регионами. РИ не связана однозначной связью с факторами уровня образования и возраста жителей.

3.Феномен российской РИ (для Европейской России) показывает укоренённость существующих регионов в сознании современного поколения русских. Эти регионы не только исторически сложились и стали неформальными целостностями, но и воспринимаются в качестве таковых населением, причём с точки зрения населения «объективность» регионов существенно выше, чем это может быть показано на историко-географическом материале. Однако зафиксированы и исключения: судя по экспертам, значительная часть жителей Мичуринска, Костромы, Новомосковска и Алексина желала бы присоединиться к соседним регионам. Существует тенденция к возрождению Балашовской области, не лишённая историко-географических предпосылок. Эти тенденции обусловлены культурно-историческими, экономическими и психологическими факторами. Идеи отсутствия в России регионов, не имеющих культурно-исторического смысла, и необходимости искусственного привнесения такого смысла посредством разбиении территории России на вновь создаваемые территории, земли – мифы. РИ не тождественна сепаратизму.

4.Современная российская РИ отражает глубинные, долговременные, неконъюнктурные тенденции развития и особенности российского общества. Сила местного самосознания и местного патриотизма - это не отражение (компенсация) комплекса неполноценности, который якобы неминуемо возникает у провинциала под воздействием престижных образов столичных городов и заграницы. Скорее, это – норма и культуры, и поведения индивида. Напротив, их деформация, ослабление сопряжены с комплексом неполноценности. Развитие РИ вовсе не требует «москвоборчества», хотя и сопряжено с ощущением давления со стороны Москвы. Это ощущение фиксируется у меньшинства и может сочетаться с различными формами ориентации на Москву, в том числе как на центр своего региона. В рамках модельного полигона РИ по сути является одной из форм российского патриотизма. РИ – проявление специфической активности индивидов.

Несмотря на мировые процессы глобализации и внутрироссийские процессы, связанные с перемещением населения, нивелирования культурной специфики, городская культура вовсе не утратила РИ. Ядро местных общностей составляют лица, идентифицирующие себя как «местные» - по рождению и по убеждению. Пример сохранения развитой РИ - ярко выраженная реакция на сохраняющуюся, в т.ч. в городах, специфику местных говоров, которые сильно отличаются от московского (Вологодская, Тамбовская, Костромская).

Судя по модельному полигону, в современной Европейской России, несмотря на культурно-цивилизационную однородность и отсутствие жёстких культурных и природных рубежей, существуют не только довольно высокий уровень РИ, но и значительные территориальные контрасты в её развитии. Эти контрасты укладываются в своеобразную пространственно-региональную структурированность геопространства. Сходные черты отношения к малой родине проявляются именно на уровне регионов; в этих рамках они модифицируются, исходя из индивидуальных особенностей поселений. РИ формируется в целом безотносительно к реакции на соседей, а исходя из местных факторов.

5.Русская культура, как и всякая другая культура, ориентирует на любовь к малой родине. Однако для неё (в отличие от российских цивилизационных и государственных структур) характерна нежёсткость и относительная независимость от внешних факторов, определяющая свободный выбор индивидов в самоидентификации. Этот выбор в большинстве случаев – в пользу своей малой (и большой) родины. Развитие РИ в Европейской России свидетельствует об устойчивости неформальных социокультурных механизмов, сочетании коллективного и индивидуального, - при этом приоритет традиционалистских ценностей (там, где он существует) уже не всегда – реликт прошлого. Он может быть продуктом нынешней эпохи и чертой нередко вполне современного общества. РИ - аргумент в пользу существования в России срединного («мещанского») уровня культуры. Распространённое сочетание любви к своему краю с неоднозначным отношением к стереотипу поведения местных жителей – пример доминирования индивидуального, а не коллективного начала в самоидентификации.

6.Судя по РИ, очевидно, что даже в современном обществе многие черты мировоззрения индивидов и их общностей определяются в конечном счете «позиционными факторами».

7.Согласно проведённому исследованию, российский социум предстаёт как плавно развивающийся, относительно монолитный, хотя и регионально дифференцированный и своеобразно пространственно структурированный. Он обладает способностью к модернизации, в значительной степени сохранил ядро традиционной культуры, а также традиционалистские (не «западные») ценности, которые в одних регионах являются ресурсом модернизации, а других регионах – её тормозом. Не подтвердились высказываемые авторитетные мнения о такой особенности российского общества, как сочетание доминирующего традиционализма с тенденцией к ослаблению эмоциональной связи с Родиной.

Различия с Восточной Европой (по: Драганова, Староста, Столбов, 2002) существенны- они могут быть сведены к активному присутствию традиционалистского начала в Восточной Европе, при его пассивном присутствии в историческом ядре Европейской России.

В процессах региональной самоидентификации сосуществуют как черты, которые можно считать проявлением глобализации, так и черты «безразличные» («устойчивые») к глобализации; при этом и культурный, и географический базис близких к глобализации тенденций существенно уже. В ракурсе РИ в основном не подтверждается концепция существования «сетевого общества» как некоей доминирующей структуры, освобождающей Россию от «бремени фактора геопространства» (М. Кастельс, Э.Киселева).

Основные публикации по теме диссертации

1.Реакции населения городов России на современную экологическую ситуацию //Известия РАН, серия географическая, 1995, №6, с.52 – 62.

2.Culture et patrimoine // Atlas de la Russie et des pays proches. Roger Brunet, Denis Eckert, Vladimir Kolosov, Montpellier-Paris, RECLUS-La Documentation Francaise, 1995, p.120 - 121

3.Понятие «регион» в культурном и историческом пространстве России//География и региональная политика, ч.1, Смоленск, СГУ, 1997, с.32 -38.

4.Социально-экологический подход к феномену российской урбанизации//Урбанизация в формировании социокультурного пространства, М., Наука, 1999, с.228 – 236.

5.Феномен региональной идентичности в Европейской России: концептуальный контекст и опыт количественного анализа// Интеллектуальные и информационные ресурсы и структуры для регионального развития, М., ИГРАН, 2002, с.104 – 117.

6.Пространственная дифференциация региональной идентичности в Европейской России// Города и городские агломерации в региональном развитии, М., ИГРАН, 2003, с.103 – 112.

7.Российская региональная идентичность как фокус социокультурной ситуации (на примере европейской России) //Логос, 2005, №1, с.275 – 289.