Апробация диссертации. Основные результаты работы представлены в публикациях и докладах на международных, всероссийских и межвузовских научно-практических конференциях в Соликамске (Соликамский педагогический госуниверситет, 1997), в Санкт-Петербурге (Университет технологии и дизайна, 1999), в Москве (МПГУ, 2005-2007), в Уфе (Башкирский госуниверситет, 2001; Башкирский педагогический госуниверситет, 2005), в Стерлитамаке (Стерлитамакская педагогическая государственная академия, 1998, 2007), в Казани (Казанский госуниверситет, 2006), в Коломне (Коломенский государственный педагогический университет, 2007), в Бийске (Бийский государственный университет, 2007), в Бирске (Бирская государственная социально-педагогическая академия). Результаты исследования обсуждались на кафедре филологии и методики преподавания русского языка и литературы Бирской государственной социально-педагогической академии, на кафедре русской литературы ХХ века Московского педагогического государственного университета.

Реализация результатов работы. Материалы диссертации используются в читаемом в БирГСПА спецкурсе «Творчество Л. Леонова и литературный процесс ХХ века». Основные положения работы отражены в монографиях: «Романы Л.М. Леонова 1920-1990-х годов: эволюция, поэтика, структура жанра». – М.: Изд. МПГУ, 2006; «Писатель и его герои. Леонид Леонов в 20-е годы». – Бирск, 1998 и пособии к спецкурсу «Романы Л. Леонова 20-30-х годов в вузовском изучении». – Москва-Бирск, 2004. В журналах, соответствующих «Перечню ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, выпускаемых в Российской Федерации, в которых должны быть опубликованы научные результаты диссертаций на соискание ученой степени доктора наук», опубликовано 5 статей.

Объем и структура диссертации. Работа состоит из Введения, шести глав, которые включают 14 параграфов, Заключения и Библиографии. В основу композиции исследования положен хронологический принцип. Основная часть диссертации изложена на 445 страницах. Библиографический список включает 597 источников.

Основное содержание работы

Во Введении излагаются общие содержательные аспекты исследования, обосновываются проблематика и актуальность выбранной темы, анализируется степень ее представленности и разработанности в литературоведении, формулируется цель исследования, устанавливается последовательность теоретических и историко-литературоведческих задач, решение которых необходимо для достижения поставленной цели; определяются источниковая база диссертации и ее методологическая основа; выдвигаются основные положения, выносимые на защиту, и обозначается их новизна; раскрывается научно-практическая значимость полученных результатов.

В первой главе «Художественный мир раннего Л. Леонова. (На пути к большой литературной форме)», посвященной изучению начального творчества писателя, два параграфа. В первом – «Художественные константы раннего Л. Леонова» подчеркнут особый характер леоновской новеллистики, указано, что двадцатые годы – период становления творческой индивидуальности начинающего писателя и утверждения его таланта, неординарного и многоверсионного. У истоков литературного пути художник утверждался как самобытный прозаик, отличительными чертами которого стали тематическая оригинальность, содержательная емкость произведений, их религиозно-философский подтекст и языковое совершенство.

Путь Л. Леонова к большим литературным формам шел через творческое усвоение фольклорных традиций, через художественное осознание образов устной словесности. Народно-поэтические мотивы и картины в леоновских произведениях вступают в сложные и многообразные, общие и локальные связи с фабулой и конфликтами, системой образов и сюжетно-композиционной структурой прозы, влияя на стиль. Новации писателя заметны не только в его реалистической прозе, но и в мифосказочных произведениях. Для леоновской сказки характерен интерес к судьбе одного-двух героев, свойствен обобщенный характер проблематики и художественного времени-пространства, устность, концентрированность и конспективность повествования.

Обращение Л. Леонова к народной памяти и старине не было случайным. Начинающий писатель в прошлом искал ответы на проблемы нового времени, замечая несоответствие реальной жизни тем общественно-политическим лозунгам, которые ставились и насильственно утверждались преобразователями социально-экономической системы России.

В ранних произведениях Л. Леонова отражены различные стороны крестьянской и городской жизни; писатель сознавал, что народ (его жизнь и быт, материальная и духовная культура, мораль и нравственность) – это цель искусства, его конечный адресат и «потребитель». Истинный художник, полагал автор, не приспосабливается к массе, а поднимает ее художественное восприятие, воспитывая высокие эстетические вкусы.

Один из первых прозаических опытов Л. Леонова – сказка «Бурыга». Она насыщена мифологическими поверьями, наряду с людьми в ней действуют фантастические персонажи. Художник противопоставил в произведении группу героев, олицетворяющих здоровый народный дух (кухарка, бабка-повитуха Кутафья, звереныш Бурыга, пес Шарик), персонажам «отрицательным» – носителям душевных пороков, низменных помыслов и поступков (купчиха, граф Бутерброт). Сказку выделяют емкое и лаконичное слово необыкновенно тонкой, филигранной отделки, красочные описания и своеобразная структура. В «Бурыге», по словам Л. Леонова, заложены основные темы романного творчества, вплоть до итоговой «Пирамиды».

В основе сказания «Туатамур» лежат древнемонгольские мифы. Произведение насыщено гуманистическим пафосом, который во многом определяет движение основной сюжетной линии. Здесь заметно влечение Л. Леонова к широкому охвату действительности и ее мифо-поэтическому осмыслению. Обобщенность и концентрированность древних преданий способствовали отражению человека и мира с разных позиций – исторической, социальной, психологической. Миф Л. Леонова у истоков его творчества – методологическая концепция и способ философского освоения действительности и национального бытия.

Писатель интерпретировал в ранних рассказах различные исторические времена, разнообразные географические пространства. Местом действия избирались Ближний Восток библейской эпохи и времени всемирного потопа («Уход Хама»); таинственная Персия с ее легендой о всеиспепеляющей любви («Халиль»); вымышленная сельская Испания, во многом напоминающая русский крестьянский уклад («Бурыга»); холодное и недоступное Беломорье с его экзотическим бытом («Гибель Егорушки»); выдуманное шахматное королевство – край грез и фантазий, духовного благополучия и счастья («Деревянная королева») и др. Писатель, воссоздавая обобщенный образ человека и соотнося его с общечеловеческими морально-этическими нормами, умышленно приглушал факты истории и приметы конкретного времени, отодвигал на задний план социально-бытовые признаки той или иной общности людей, их этнические особенности.

На литературной манере раннего Л. Леонова заметно сказались попытки философского осмысления действительности с помощью плотного и образного слова, емких метафор и символов. При этом писатель изображал не только становление народного блага, но и гибель человеческой мечты – жертвы абстрактной идеи. Наряду с показом ростков прогрессивного, художник нарисовал драму человеческого разума, трагическую личность: Туатамур («Туатамур»), Халиль («Халиль»), Егорушка («Гибель Егорушки»), Хам («Уход Хама»), Извеков («Деревянная королева»).

Основу второго параграфа «Онтологические размышления Л. Леонова в новеллистике 1920-х годов» составляет анализ психологической повести «Провинциальная история» и «Необыкновенных рассказов о мужиках», в которых выражено отношение Л. Леонова к сложной исторической эпохе и людям, населявшим развороченный революцией мир. В «Провинциальной истории», созданной в духе Ф. Достоевского, нет традиционного для литературы нового времени «положительного» героя. Его олицетворением отчасти выступает Яков Пустыннов, в уста которого автор вложил слова, бесстрастно констатирующие зарождение и развитие общественно-политической системы, основанной на нивелировании личности и ее духовных запросов. Так, на утверждение старика Пустыннова о том, что окружающий человека мир чудесен, Яков ответил: «Кое-что перестроить в нем – невредная выйдет штука<э···>Железной рукой прополоть надо это сорное поле» (I, 395). Цель Якова – гидростанция, которую он, будущий инженер, мечтал построить и подарить своему народу. Великая цель яковов – утвердить государство, в котором общественное будет довлеть над личным, а индивидуум превратится в винтик бездушной машины.

Новые подходы Л. Леонова к отражению психологии героев проявились в «Необыкновенных рассказах о мужиках». Мужицкая Россия представлена в цикле выразительными описаниями деревни, в основе которых лежат архетипические характеристики – праприрода образа; изображены яркие конфликты и типы; дан многосторонний анализ быта и психологии крестьян; показаны взаимоотношения героев, их нравственные нормы и духовные ориентиры. Для новелл Л. Леонова характерны тематическая злободневность, наличие мифологических мотивов и фольклорных образов. Интерпретируя «вечные» литературные сюжеты – «блудный сын» («Возвращение Копылева»), «невинная жертва» («Приключение с Иваном»), «доля и недоля» («Темная вода»), «проклятия Каина» («Бродяга»), «ворон-предсказатель» («Месть»), – писатель по-новому осмыслил актуальные проблемы пореволюционного времени. В рассказах о мужиках в традициях классического искусства века проявился особый интерес автора к нравоописанию как сфере проявления социальной обусловленности и детерминированности характеров. Деревня в художественной обрисовке Л. Леонова изображена алогичной и социально неоднородной, отвечающей духу парадоксального времени, а крестьяне показаны в трагических взаимоотношениях с неумолимой исторической действительностью, безжалостно разрушавшей «вековые» корни народных обычаев и нравственности.

Ранние творческие опыты Л. Леонова говорят о стремлении молодого прозаика найти свою главную тему и манеру художественного письма. Поиск писателя осуществлялся в русле магистральных литературных тем: народ и революция, народ и гражданская война; семья и общество; настоящее и прошлое крестьянина; взаимосвязь города и села; место и роль заурядной личности в эпоху исторических потрясений. Для новеллистики характерно соразмерное таланту писателя использование мифологических мотивов и образов, фольклорных конфликтов и сюжетов, в ней впервые «огнедышащей нови» противопоставлено «эсхатологическое слово» молодого писателя («Уход Хама», «Деяние Азлазивона»).

Во второй главе «Роман «Барсуки»: судьбы героев – судьба России» два параграфа. В первом («Художественная картина мира в романе») изучается леоновская трактовка узловых социального и нравственного конфликтов, их отражение в образной структуре и способах литературной интерпретации человека и мира; во втором – «Крестьянская стихия: мотивы воли и неволи» – рассматривается обобщенный образ народной массы и ее индивидуальные представители, исследуется отношение мужиков к переменам времени «пролома».

Роман «Барсуки», сложный и многоплановый, по праву занял место в ряду остросюжетных произведений второго десятилетия («Кащеева цепь» и «Мирская чаша» М. Пришвина, «Мамай» и «Пещера» Е. Замятина, «Собачье сердце» М. Булгакова), противостоявших вульгарному практицизму эпохи, ее регламентированным эстетическим канонам. Пафос книги Л. Леонова сформулирован автором: «<э···>Судьба братьев – это судьба России<э···>». «Барсуки» – социально-философское произведение о людях и эпохе начала ХХ столетия; книга насыщена культурно-историческими размышлениями и параллелями; она выделяется не только новаторским характером раскрытия конфликтов и образов, но и многогранностью социально-бытового и историко-философского содержания.

В произведении широко отражена жизнь социальных низов, представлена галерея народных образов (Егор Брыкин и Павел Сигнибедов, Мишка Жибанда и Гарасим-черный, Настя Секретова и др.). Главные герои-антиподы – Семен и Павел Рахлеевы. Архаичный бинарный конфликт романа реализован автором в новых исторических условиях на примере столкновений трагических героев, символизирующих две общественно-политические тенденции развития России, два ее враждебных лагеря.

Отношение Л. Леонова к героям непростое: на протяжении всего повествования он симпатизирует Павлу и Семену, невольно оказавшимся по разные стороны баррикады. Вместе с тем повествователь часто иронизирует над речами и поступками близких ему персонажей: Семен осуждается за неспособность предотвратить барсучьи разбои в крестьянских волостях; Павел показан сухим и жестким: он забыл о больной матери, растерял чувства сыновней любви к родителям. Красный командир выступает разрушителем патриархальных устоев крестьянства. Хрестоматийная фраза старшего Рахлеева, произнесенная во время кульминационной встречи с Семеном в лесу («И я прямо тебе говорю – я твою горсточку разомну! Мы строим, ну, сказать бы, процесс природы, а ты нам мешаешь...» (II, 306), звучит в книге иронически.

Семен Рахлеев занимает одно из главных мест в книге, олицетворяя собой мужицкую психологию и склад ума, бунтарские поступки и мораль. Трагичен жизненный путь героя, трагичен финал его деятельности в роли вожака. «Дело» крестьянского предводителя оказалось непрочным, а слова – легковесными. Проповеди Семена о ненависти к городу-истукану («… собрать мильон, да с косами, с кольем… Мы, мол, есть! Может, думаете, что нет нас? А мы есть! Мы даем хлеб, кровь, опору… забыли?» – II, 232), призывы к смертельной борьбе с ним («Мильоном скрипучих сох запашем городское место. Пусть хлебушко на нем колосится<э···>» – II, 232) не находили единодушной поддержки у мужиков. Часть крестьян с вниманием выслушивала главаря, понимала смысл его призывов, но в душе не принимала вооруженной борьбы, сознавая ее бессмысленность.

Семен – личность неординарная, его поступки – исключение из правил, по которым жили и действовали барсуки. С одной стороны, он – главарь крестьян, сеющих смуту и разлад в уставшей от войн округе, яростный и непримиримый враг города – хищного каменного истукана, из года в год грабящего хлебопашца; с другой, – мужчина и сын, искренне любящий свою мать, добропорядочный селянин, уважающий мужицкие традиции и исстари заведенные порядки. Он часто оказывался в исключительных ситуациях, в такие моменты общественные законы и принятые нормы поведения людей не влияли на его поступки, он становился сам себе судьей, начинал жить по внутренним побуждениям сложной противоречивой души, нередко восставал против устоявшихся связей и традиций, отказывался от ранее принятых решений, обнажая своими ярко выраженными действиями антагонистические противоречия между общественным и личным, государством и человеком.

Герои «Барсуков», как правило, изображены непримиримыми по отношению к злу и несправедливости; правду и добро они воспринимают как непреложную истину, естественную основу мира среди людей, их согласия и благополучия. Л. Леонов исследовал внутренний, этический аспект революционного насилия. Писатель был уверен, что в трагическую эпоху, когда «древняя обжитая почва действительности вместе с ее моралью была поднята на воздух великим взрывом и не осела, не уплотнилась пока» (III, 354-355), зло торжествует над добром. Автор разделял мнение своих героев: «<э···> Всякое дело поправимо, окромя крови» (I, 332) и задавался непростым вопросом: «Разве ж можно<э···>обучать человека убийству?» (I, 331). Примечательно, что Л. Леонов показывал, как насилию подвергались люди разных сословий и рангов. Вполне естественно: более всех страдал от унижений и оскорблений окружающих и государственной системы заурядный персонаж и «маленький человек». Примечательной фигурой книги стал Семен Катушин – знаковый образ в галерее леоновских праведников (Емельян Пухов – «Вор»; Калина Глухов – «Русский лес»; Дуня Лоскутова – «Пирамида»).

Центральное место в структуре книги занимают вставные новеллы, для которых характерен пафос отрицания преступно-безразличного отношения к человеку, к его священному праву свободно жить на земле. В них четко выражены общественно-политические и нравственные воззрения писателя на безобразное и ужасное, человеческое горе и страдания. Особое значение в книге имеет легенда «Про неистового Калафата». Ее первооснова – миф о вавилонском столпотворении, с помощью которого романист выразил в иносказательной форме свое отношение к эпохе, оценил социально-политическую ситуацию в России, наметил сквозную религиозно-философскую тему творчества – вечный спор человека с Богом.

Символ башни, недоступной и загадочной, в «Барсуках» соотнесен с индивидуалистическими побуждениями Калафата, идеи которого об уравнении всех и вся, о рабском повиновении всего сущего на земле слову и воле диктатора перекликаются с идеологией великого инквизитора Ф. Достоевского из романа «Братья Карамазовы». Обе легенды, несмотря на то, что они созданы в различные времена, выразили тревогу художников за будущее человечества, его духовность и культуру. История учит: инквизиторы и неистовые Калафаты как носители антигуманной идеи не канули в Лету, они были и будут в реальных жизненных условиях, а потому их образы возникали и возникнут вновь в культурно-исторических памятниках народов.

В «Барсуках» в традициях классической литературы и философии Серебряного века проявилось важное качество художественного мышления начинающего писателя – в частности, его способность обобщать жизненный материал: не случайно противоборство братьев Рахлеевых воспринимается не только как символ страдающей России, но и как знак вечного противостояния Добра и зла. Леоновская мысль глубоко содержательная, писатель стремился интерпретировать жизнь в многомерности ее координат, отражать всеобщее и скрытое в эмпирической действительности и общественных взаимосвязях, настойчиво утверждая традиционные нравственные и духовные ценности. Наряду с изображением диалектики социальных процессов, он стремился дать целостное представление о бытии, отображая исторические пространства и важные события, природную гармонию, историю цивилизации и современность. Художник не питал иллюзий относительно перспектив развития ХХ века, трезво оценивал опасности, подстерегавшие людей на их неровном пути «к звездам». Мир – это не только радость необратимого прогресса, но и трагическое блуждание «<э···>по нескончаемым Дантовым кручам<э···>» (III, 282). Трагическое повествование в ранних новеллах и романе «Барсуки» усиливают мотивы бесправия личности и безысходности ее порывов: «В России, – привычно заявил безымянный герой «Русского леса», – окромя погосту, чего нашего-то? Столбовая дорога одна… и та с дозволения!» (IX, 180).

В первом романе нашел дальнейшее развитие главный принцип искусства Л. Леонова – жизнеподобие отображаемого. «Истина, – писал он, – всегда была людям дороже счастья <э···> Отсюда и нам, художникам, урок: делать свои книги и полотна о жизни в полный беспощадный накал, без страха и с нежностью на границе безумия<э···>» (III, 269). Способность сопереживать судьбе героев у Л. Леонова проявилась в глубинной целостности образного мышления, представляющего человека как создание, воплощающее в себе телесно-чувственную субстанцию, одушевленную разумом и верой; в обращении писателя к истокам интуитивного сознания.

В основе мироздания Л. Леонова – думающий и мыслящий герой, разорвавший круг отягчающей формулы «Человек – мыслящий тростник» (Б. Паскаль). Он способен рассуждать о недосягаемом и абстрактном: неужели правда, уточняет Барыков в романе «Барсуки», «<э···>будто в звездах всего вдоволь имеется, чего человеку на потребу нужно…» (II, 224); о месте в суетной жизни: «Вот и охота мне дознаться<э···> кто же я на самом деле, тварь или не тварь<э···> – размышляет Векшин в «Воре» (III, 350); выборе своего пути: «Я, конечно, маленькая, но я тоже имею право знать, кто я, откуда я, и, наконец, зачем я… а то еще так и помрешь глупой деревяшкой!» (IX, 28) – резюмирует Поля в «Русском лесе». Ищущие герои интересуются, почему так устроен мир, в котором одни люди благоденствуют, а другие бедствуют? Почему в нем много несправедливости, жестокости и корыстолюбия? Почему люди молчат, не протестуют, покорно несут бремя бесправия? Где искать выход из создавшегося положения? Порой персонажей одолевают сомнения и разочарования в возможности изменить ситуацию – существующие законы неизменны: так было вчера, так будет и завтра; природу человека переделать нельзя.

В третьей главе «Философский роман-трагедия «Вор», посвященной изучению проблематики и образной системы, структуры и поэтики книги, а также теоретическому осмыслению литературоведческих терминов «жанр романа» и «роман-трагедия», – два параграфа. В первом – («Своеобразие жанрового строя романа») предпринята попытка оценить «Вор» как новаторское жанрово-видовое образование, в основание которого положено трагическое мировидение писателя-философа.

В романе-трагедии «Вор», отразившем жизнь городского «дна» в сложный временной период заново нарождавшейся российской государственности, Л. Леонов, умело разрешая личностные и общественные конфликты, изображает драму Векшина, крушение его веры и пытается противостоять начавшейся в стране секуляризации духовности. Опираясь на художественные принципы реалистического искусства, изобразившего человека и среду в извечном неразрешимом противоборстве, Л. Леонов, исследуя «<э···> действительность сперва социальную, затем с философской позиции» достигает метафизических глубин, показывая трагизм бытия русских людей накануне года «великого перелома». Повествование книги отличается философскими раздумьями писателя о главных проблемах мироздания: человеке, его месте и предназначении в жизни, добре и зле; последовательной ориентации художника на мифологию и символику. Содержание романа неверно сводить к аргументированию вековечных заповедей «Не убий» и «Не укради», оно намного шире: автор в свете православной культуры и духовных народных представлений осмысливает и другие кардинальные проблемы – неизбежный драматизм столкновения героев с обществом несовершенных законов, психология выбора пути и поведения личности в экстремальных ситуациях, философия преступления, аморализм и эгоцентризм людей. При этом выводы повествователя проецируются на общие закономерности бытия и принципы гуманистической морали.

Подобно унтиловцам в атмосфере безысходности и тоски живут многие персонажи романа, который выделяется из прозы второго десятилетия авантюрно-приключенческим характером фабулы (метаморфозой «солдата революции»), острой социально ориентированной проблематикой, глубоким (классическим) психологическим анализом образов – детальным изображением внутренней жизни героев, нюансов душевного состояния; наличием в тексте сюжетообразующих символов и символических сцен. Важное место в романной системе занимает идеологический подтекст – в книге много диалогов и монологов, интеллектуальных споров об основных проблемах современности: революции и войне, народе и личности, настоящем и будущем; в произведении даны нравственные оценки поведения героев (Векшина, Фирсова, Доломановой и др.) вне зависимости от идеологических догм времени, а сознание личности, отстаивающей право на собственные взгляды и суждения, противопоставлено «массовому сознанию», регламентируемому государственными институтами.

Наряду с вечным и общечеловеческим в книге много злободневного, преходящего. Действие романа разворачивается на окраине Москвы, в Благуше, где обитает бесчисленное множество темных личностей – проходимцев и воров, беспечных гуляк и калек-неудачников, содержателей забегаловок и притонов. Обратившись к теме городского «дна», писатель не ставил перед собой задачу обыграть актуальный и экзотический мотив, он выбрал иные цели – на примере «сиюминутного» показать многоликость изменчивой, движущейся эпохи начала ХХ века, выразить отношение персонажей к глобальным социальным проблемам: революции и России с ее национальной самобытностью и глубинными истоками; народу, истории и современности; нэпу, героям и их будущности. Действующие лица изображены многосторонне, они раскрывают свою сущность не только через поступки, но и в монологах, диалогах и спорах, горячо отстаивая свои взгляды на жизнь, свое понимание общественной ситуации и противоборства идей. Вместе с тем голоса персонажей, решивших жить без Бога, силой переменить общество и себя, относительны, но не абсолютны – главное значение имеет авторская точка зрения, порой завуалированная, умышленно усложненная.

В «Воре», созданном в традициях древнерусской литературы и духовно-религиозных идей православия, натурфилософских сочинений М. Ломоносова и П. Чаадаева, литературных памятников А. Радищева («Путешествие из Петербурга в Москву»), Ф. Достоевского («Преступление и наказание», «Братья Карамазовы») и Л. Толстого («Война и мир»), доминирует философская составляющая. Установка на философское осмысление бытия проявляется с первых страниц повествования (размышления романиста в прологе о бесконечности пространства и времени, о земном и звездном мирах, о человеческом бытии, связывающим все сущее в единый прочный узел), но наиболее ощутима она при создании трагических персонажей, устами которых романист часто выражал свое видение ситуации.

Во втором параграфе «Дмитрий Векшин: путь в никуда» прослеживаются устойчивые закономерности, характерные для построения трагических типов, наделенных богатым внутренним миром. В этой связи исследуется влияние Ф. Достоевского на литературный опыт Л. Леонова. Усваивая эстетическую программу Ф. Достоевского, Л. Леонов осмысливал его литературный опыт в новых исторических условиях. Романист был убежден, что иного способа поведать поколениям радости и горе людей, дерзания и сомнения, победы и поражения, «<э···>весь накопленный за последние десятилетия кровоточащий опыт человечества<э···>» (Х, 530), чем способ Ф. Достоевского, не существует.

В центре первых романов, для которых характерны интеллектуальная направленность и христианско-философская содержательность, поставлена мятущаяся личность, познающая себя в развороченной среде, поправшей привычные образ жизни людей и моральные устои. Герои книг попадают в неразрешимые конфликтные ситуации, болезненно разрушая устоявшиеся связи между «Я» и миром, перенося физические лишения и душевные надломы. В «Воре» трагическая фигура Векшина выступает символом: там, где Дмитрий, разбиваются людские судьбы. Погибает Ксения, проклиная за бессердечность вора; морально гибнет сломленная Маша Доломанова; Митька становится виновником смерти сестры; он наносит глубокую сердечную рану Бабкину; от него страдают другие обитатели Благуши – жертвы бездуховного мира.

Экзистенциальные мотивы проявляются в каждом из романов писателя, стремившегося изобразить «<э···>все фазы, случайности, опасности и возможности<э···>» (X, 447), караулившие человека в поступательном движении «к звездам». Герой Л. Леонова «<э···>то отважен до песенной дерзости, то легендарен по могучему броску в будущее, то несчастен до самых низин отчаянья<э···>» (Х, 447). В «Барсуках» – это Семен Рахлеев, бросивший вызов большевистским порядкам; в «Воре» – Дмитрий Векшин, идущий «вперед и вверх» как по лезвию бритвы; в «Дороге на Океан» – Алексей Курилов, жизнь которого исполнена величия, безысходности и драматизма. Трагические герои пореволюционного времени, их поступки и нравственные идеалы соотнесены автором с парадоксальной эпохой, развороченными буднями персонажей и их неизбывной мечтой о «золотом веке» цивилизации. Если сильные герои решительно противопоставляли свою волю среде, то слабые, отстаивая концепции абсурдности мира и бессмысленности жизни, часто погибали.

Помимо оценочных обобщений и выводов, автор использовал в книге условные формы изображения: притчи, гротеск, различные символы, содержание которых через опосредующие связи соотносится с целостностью мира. Смысловая структура леоновского символа многослойна и философична. К числу основных знаковых образов романа относится «перевал». Заманчивый и таинственный, он одновременно притягивал и пугал героев своей недосягаемостью и трудностями предстоящего пути. Символу «перевал» подчинен весь строй романа: его сюжетодвижение, структура конфликтов и система образов, поэтика, авторское отношение к отображаемому.

Отмечу, что динамичный внутренний мир персонажей книги богаче внешнего (цепи поступков), он играет существенную роль в развитии ведущих сюжетных линий и литературных конфликтов, отражается на поэтике произведения, на авторском выборе приемов и средств реализации замысла. Глубокой психологической нюансировке характеров способствует леоновское слово – емкое, образное, метафоричное, нередко ироническое, богатое на аллегорические параллели. Примером может служить психологизированный образ «многоликой» Доломановой, которая в сюжетных ситуациях предстает то Машей или Марьей Федоровной, то Вьюгой или Агеевой вдовой, то Донькиной хозяйкой. Имена и клички героини соответствуют ее душевному состоянию и поведению. Широкий охват действительности, символико-реалистическое отображение жизни, философское осмысление истории и современности сказались на содержательности и поэтической выразительности леоновских героев. Романист неторопливо «следил» за их внешней жизнью и душевным состоянием, постепенно раскрывал то или иное свойство характера, обнажая все новые и новые грани психики, мотивируя поведение персонажей. Писатель решительно отвергал популярные схемы и признанные шаблоны, по которым привычно «составлялся» образ, настаивал на повышении «<э···>мыслительной и образной емкости<э···>» (X, 479) литературного типа и произведения в целом.

Составными языковой стихии «Вора» выступают оригинальная трактовка главного конфликта и центрального образа, сочетающих реальные авторские оценки с романтическим предположением, а также высокая метафоричность текста, отвечающая эстетическим запросам эпохи, специальная лексика – наличие ярких неологизмов и архаизмов, профессиональных терминов и жаргонизмов, своеобразная синтаксическая конструкция предложений (нарушение порядка слов и частей предложений, наличие вводных конструкций, риторических вопросов и восклицаний, умолчаний, повторов и т.п.). Языковой стихии «Вора» характерны точность и выразительность, поэтичность и риторическая украшенность, многозначность и пародийность. Роман «Вор» определил леоновский способ воссоздания действительности в последующие периоды творчества, оказав влияние на художественное мышление писателей ХХ века и становление русского философского романа.

Четвертая глава «Парадоксы романных конфликтов 1930-х годов», посвященная романам «Соть», «Скутаревский» и «Дорога на Океан», открывается параграфом «Концепт стройки и ее «жертвы» в романе «Соть».