Теория договорного регулирования гражданско-правовых отношений (15.08.2007)
Автор: Корецкий Аркадий Данилович
Гражданский кодекс РФ содержит и иные предпосылки к тому, чтобы рассматривать договор и сделку как самостоятельные категории. Так, «географически» нормы, касающиеся сделок и договоров, расположены в разных главах: сделкам посвящена глава 9 подраздела 4 раздела I ГК РФ, а договорам – главы 27-29, входящие в подраздел 2 раздела III ГК РФ. Принадлежность норм одной главе является эмпирическим показателем самостоятельного юридического института, поэтому группировка юридических норм в разные главы ГК РФ указывает, по мнению диссертанта, на их принадлежность к разным институтам; п.2 ст. 420 ГК РФ не допускает отождествления сделок и договоров, рассматривая их в качестве самостоятельных институтов и разрешая применять правила одного из них к регулированию другого; наконец, в п.3 ст. 153 ГК РФ говорится о сделках во исполнение договора, что свидетельствует о том, что законодатель рассматривает сделку не как однопорядковое договору явление, а как инструмент реализации последнего. Таким образом, в узком своем значении термин «сделка» не может быть применен по отношению к договору, о чем свидетельствует и дальнейший анализ отличий между данными институтами. Во втором параграфе «Объект и предмет договора и сделки» автор отмечает, что Гражданский кодекс Российской Федерации не формулирует ни понятия «объект договора», ни понятия «предмет договора». Более того, ГК РФ именует конкретные блага из числа объектов гражданских прав, перечисленных в ст. 128 ГК РФ, то “объектами” договора, то его “предметами”. Действующее законодательство и практика его применения достаточно ясно дают понять, что в качестве объекта договора рассматривают то благо, ради обладания которым стороны и заключили последний. Подобный подход в понимании объекта преобладает и в работах по теории права. Поскольку договор с точки зрения своей природы представляет модель юридического отношения, получается, что в качестве объекта данной разновидности гражданских правоотношений и законодатель, и правоприменитель рассматривают перечисленные в ст. 128 ГК РФ блага, которые, в то же время, составляют категорию «объектов гражданских прав». В соглашении подобных объектов может быть несколько, в то время как о предмете договора ГК РФ всегда говорит в единственном числе. Особенно наглядно это заметно в возмездных договорах: здесь всегда имеются два блага – основное (товар) и его денежный (либо натуральный [вещественный или невещественный]) эквивалент, а предмет у каждого из этих договоров свой, единичный. Вместе с тем, сама юридическая форма возникшего между сторонами отношения также представляет собой определенное благо для сторон, ибо они сознательно добивались придания своему отношению юридического характера, хотя могли получить желаемое и в порядке реализации неюридического договора. Данное благо, таким образом, является общим для обеих сторон и составляет для них «общий объект договора». Иные блага, передачу которых опосредует соглашение, являются индивидуально-конкретными для каждой из сторон. Например, для продавца в договоре купли-продажи таким благом (объектом) являются деньги, но не отчуждаемый товар, последний образует средство, «инструмент» их получения; для покупателя – наоборот: объектом является товар, а средством его получения – деньги. Предмет договора – это та часть содержания (условий) договора, в которой обозначен его конкретный объект, а также право в отношении него или неразрывно связанное с ним действие, которое должно быть передано или совершено одной или обеими сторонами. Несмотря на то, что договор выступает непосредственным основанием совершаемых сделок, а сами сделки реализуют его условия и, стало быть, имеют дело с одними и теми же благами, автор обращает внимание на то, что смысловые акценты в понимании объекта и предмета у сделок и договоров должны быть расставлены по-разному. Гражданско-правовой договор, будучи моделью юридического отношения, лишь описывает те блага, ради обладания которыми стороны его заключили, но не содержит в себе этих благ как таковых. Сделка, напротив, имеет дело с реальными объектами гражданских прав в их «физической» форме существования и опосредует их реальное перемещение между сторонами. Таким образом, если категория «объект договора» отражает представление сторон о желаемом благе, то «объект сделки» - это само реальное благо вместе с реальным правом на него, которое действительно, «физически» передается контрагенту. В таком случае предмет сделки также составляют те реальные действия стороны, с осуществлением которых законодатель связывает переход права на благо от одного лица к другому. В третьем параграфе «Основание (causa) и цель в договоре и сделке» автор приходит к выводу о том, что под «основанием (causa)» сделок, обязательств или договоров в литературе понимается в целом одно и то же: та цель, которую преследуют стороны в сделке (обязательстве). Вместе с тем, синонимизация категорий «цели» и «основания» (causa) имеет целый ряд негативных последствий. Во-первых, «сглаживается» разнопорядковость таких категорий как «договор», «сделка» и «обязательство». Например, в договоре купли-продажи, в возникшем из него обязательстве и сделках по его реализации цели будут одинаковыми: для покупателя – получение вещи в собственность; для продавца – получение денежного эквивалента отчуждаемого товара. Однако совершенно очевидно, что основания каждого из этих явлений будут различаться. Во-вторых, термин «цель» (в том числе – цель договора, сделки, обязательства) в российском гражданском законодательстве давно используется и имеет устоявшееся толкование. Поэтому мы не видим ни научно-теоретической необходимости, ни практической пользы в дополнительной синонимизации его с латинским термином «causa», имеющим еще одиннадцать значений. В-третьих, понимание основания (causa) в значении цели утратило свою актуальность с момента признания юридических последствий за любыми договорами и сделками, а не только за теми из них, которые описаны и закреплены в действующих юридических нормах. Представляется, что категория «основания» (causa) может оказаться весьма полезной для характеристики института договора в ином своем значении: юридически значимого побудительного начала, тем более, что ГК РФ прямо упоминает некие побудительные к заключению договора и определению его условий обстоятельства, изменение которых (в отличие от мотива) имеет юридическое значение, в том числе, и для судьбы самого соглашения (п.1 ст. 451 ГК РФ). Именно эти юридически значимые обстоятельства, явившиеся побудительным началом к заключению договора и определившие его условия, и составляют его (договора) основание (causa). При таком понимании основание (causa) договора можно отграничить от цели последнего. Если непосредственной целью договора является установление юридического отношения (обязательства), то его основанием будут те юридически значимые обстоятельства, которые явились причиной его (договора) заключения на конкретных условиях между определенными лицами. Основанием (causa) сделки выступает сам договор либо нормативные предписания или правоприменительные (в том числе – административные, судебные) акты, породившие соответствующее обязательство. Цели в сделках и договорах также отличаются. Если непосредственной целью договора является создание ситуации, при которой обладатель желаемого блага будет обязан удовлетворить потребность заинтересованного лица в нем, то целью сделки будет, напротив, прекращение обязательства (в т.ч. договорного) посредством его исполнения. Правда, из этого правила имеется и исключение. Так, целью сделки может являться установление (конструирование) обязательства. В этом случае договор является не ее основанием, а тем конечным продуктом (результатом), на достижение которого она направлена. Мотив у договора и сделки (как действия по реализации, а следовательно – продолжению договора) является общим - осознанная потребность в получении конкретного блага. В четвертом параграфе «Различия в классификации договоров и сделок» автор отмечает, что большинство классификаций сделок исторически впервые возникли по отношению к договорам и разрабатывались дореволюционными цивилистами в те годы, когда абстрактный институт сделки в законодательстве еще не существовал, а в теории гражданского права только начинал формироваться. Именно поэтому многие классификации объективно малоприменимы для систематизации сделок недоговорной природы. Например, из четырех наиболее часто выделяемых в литературе классификационных пар сделок (односторонние и двусторонние (многосторонние), реальные и консенсуальные, каузальные и абстрактные, возмездные и безвозмездные) только деление по критерию возмездности может, на наш взгляд, одинаково корректно использоваться и по отношению к договорам, и по отношению к сделкам недоговорного характера. Остальные критерии более подходят для договоров. Едва ли, например, понятие «каузальность» («абстрактность») можно корректно применить по отношению к принятию наследства, выдаче доверенности, объявлению конкурса или аукциона, т.е. к сделкам недоговорного характера. Да и само понимание «абстрактности» нуждается в уточнении. С одной стороны, нельзя понимать «абстрактность» сделки как отсутствие основания вообще: ведь любая сделка – это волевое и целенаправленное действие, имеющее вполне конкретную побудительную причину, которая и является ее (сделки) основанием. Отрицать ее наличие – значит отрицать волевой характер сделки, т.е. перечеркивать саму сущность данного института. С другой стороны, определение абстрактности как независимости действительности сделки от действительности ее основания также таит в себе теоретическое противоречие: признание юридической силы за сделками, основания которых признаны недействительными, противоречит целям и морально-нравственным основам юридического и правового регулирования. Едва ли корректно делить недоговорные сделки на односторонние и многосторонние: ведь сделка – это действие одного лица (субъекта), направленное на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. Когда несколько лиц совершают различные действия, речь можно вести лишь о нескольких самостоятельных сделках, которые могут быть сведены воедино общим для них всех основанием – договором и образовать юридический состав, порождающий качественно иные, общие для всех участников юридические последствия. Полагаем, что деление сделок по критерию «количества лиц, выражения воли которых необходимо и достаточно для совершения сделки» вполне оправданно и правомерно, только именоваться они должны по-другому. Сделку, для совершения которой достаточно воли одной стороны, мы предлагаем именовать «инициативной», а сделку, для совершения которой требуется воля нескольких сторон – «согласованной». Поскольку сделка по терминологии закона – это действие, т.е. определенное поведение, оно (поведение) не может быть реальным или консенсуальным. Поведение либо имеет место быть, либо отсутствует. Поэтому консенсуальный договор – это еще не сделка, а юридически значимое намерение лица ее совершить; реальный договор – это совокупность юридически значимого намерения (собственно договора) и действия по его реализации (т.е. сделки). Диссертант обращает внимание на тот факт, что сделки, в отличие от договоров, не классифицируются по критерию направленности лежащего в их основе обязательства, и предлагает объяснение данному факту. В пятом параграфе «Понятие формы договора и сделки» автор приходит к выводу о том, что категория «форма» изначально в Римском праве возникла применительно к обязательствам, а затем была экстраполирована римскими юристами на договоры. Отечественные цивилисты экстраполировали данную категорию на институт сделок. Вместе с тем, применение к сделке того института (устной и письменной формы), который изначально был сформулирован для обязательств, порождает целый ряд теоретических проблем.рименение к сделке того института (устной и письменной формы), который создавался для обязательств порождает целый ряд теорети Например, вполне допустимо говорить о письменной и устной формах договора, но сложно говорить о письменной и устной формах действия (а ведь именно данная категория является смыслоопределяющей для института сделки) – последнее существует в «поведенческой», конклюдентной ипостаси и подразумевает вполне определенные движения субъекта права в пространстве, а проявление их результатов на бумаге, в вербальной речи, на магнитных и прочих носителях – это всего лишь их отражение «постфактум», документальное подтверждение, имеющее, главным образом, доказательственное значение. Для совершения сделки, как правило, недостаточно одного «письменного» (посредством подписания документа) или «устного» (посредством произнесения каких-либо слов или фраз) волеизъявления, равно как и самой по себе передачи вещи. Необходимо совершение целого комплекса разноплановых поведенческих актов (действий), в том числе, возможно и подписание документов или произнесение определенных фраз, которые только в своей совокупности порождают желаемые сторонами юридические последствия. Волеизъявления сторон, проявленные в этих разноплановых действиях, и образуют внешнюю оболочку (форму) соответствующей сделки, которая поэтому не может характеризоваться как сугубо «письменная» или «устная». Поскольку форма сделок предполагает совершение не только устных или письменных, а разноплановых действий (подписание документов, обмен устными фразами, молчание, конклюдентные действия и т.д.), для нее следует выбрать отдельный термин, например «поведенческая форма», которая может быть простой, регистрационной (подразумевающей государственную регистрацию) или нотариальной. В работе подробно обосновывается, почему нотариальная форма, по мнению автора, относится не к договорам, а к сделкам и почему к форме сделок можно отнести процедуру государственной регистрации соглашений. Намерения сторон, составляющие сущность договора, выражаются вовне устно, письменно либо в электронной форме. Поэтому для обозначения формы договоров вполне допустимо использование данных терминов. В шестом параграфе «Условия и последствия недействительности договора и сделки» на основании анализа генезиса института недействительной сделки автор приходит к выводу о том, что он также представляет собой продукт экстраполяции учения о недействительном договоре на институт сделки. В ГК РФ содержится 17 составов недействительных сделок, в то время как особых составов недействительных договоров часть первая Гражданского кодекса РФ не знает. Если иметь в виду, что институт права – это всегда «совокупность правовых норм, регулирующих одну сторону (участок) качественно однородных общественных отношений», то мы можем констатировать отсутствие института «недействительного договора» не только в части первой, но и в Гражданском кодексе РФ в целом. Так, в ГК РФ отсутствует не только отдельный параграф или глава (т.е. совокупность правовых норм), посвященные недействительным договорам, но даже отдельные статьи, которые бы определяли понятие «недействительный договор», устанавливали бы его отдельные составы и определяли специфические, характерные только для договоров, последствия их недействительности (т.е. отсутствует специальная регламентация качественно однородных общественных отношений). Далее, необходимым признаком любого юридического института является его системность. Однако и системность здесь отсутствует: упоминания в отдельных статьях ГК и федеральных законах о «недействительном договоре» без раскрытия его содержания и установления специального юридического режима, без определенной иерархичности в построении и изложении норм о его недействительности недостаточно для признания «недействительного договора» в качестве самостоятельного института гражданского права. Имеющийся институт недействительных сделок не в полной мере заменяет институт недействительных договоров. Так, не всегда совпадают последствия недействительности договоров и сделок; нормы о недействительности сделок могут использоваться по отношению к договорам, однако нормы о недействительных договорах, как правило, не могут использоваться по отношению к сделкам; из четырех составов недействительных сделок (сделки с пороком субъекта, с пороком формы, с пороком содержания, с пороком воли) только первые два равным образом ориентированы на применение к сделкам и договорам. Сделки с пороком содержания и сделки с пороком воли объективно более ориентированы на применение к договорам, нежели к сделкам. В законодательстве закреплен различный подход к признанию договоров и сделок недействительными: для каждого вида договоров законодатель назначает какое-то одно (реже – несколько) существенное условие, элемент или требование с действительностью или, напротив, недействительностью либо наличием (отсутствием) которых связывает, соответственно, действительность или недействительность договора в целом, в то время как для недействительных сделок формулируются общие составы. |