Иллюстрированные еженедельники «Огонек» и «Крокодил» визуализировали реалии социальной жизни эпохи сталинизма, по ним можно реконструировать визуальный лексикон эпохи. Нередко иллюстрации и репродукции из этих журналов были для «простого советского человека» единственным доступным источником визуальных впечатлений и сведений по истории искусства.

IV. Отдельную группу источников образуют опубликованные материалы личного происхождения – автобиографии, дневники, воспоминания, письма художников, скульпторов, бюрократов от искусства, искусствоведов. Те из них, что были опубликованы в советскую эпоху, отформатированы цензурой и самоцензурой. Это делает их источником в первую очередь по господствующей риторике и нормативным представлениям об искусстве. Но и в публикациях того времени фрагментарно, «между строк» представлена информация по социальным реалиям и художественному сознанию сталинской эпохи (автотексты А. Герасимова, С. Меркурова Ф. Богородского, Б. Иогансона, М. Манизера и других представителей мира искусств).

Воспоминания, ставшие достоянием гласности в постсоветский период, не ограничены идеологической цензурой, более раскованы и откровенны в вопросах, затрагивающих межличностные отношения внутри художественного сообщества. Как правило, в них много внимания уделяется деталям повседневной жизни и нравам художественного сообщества. Молчавшее поколение «обиженных» и «обласканных» властью наконец-то заговорило о табуированных темах, заполняя лакуну в культурной памяти российского общества (мемуары М. Германа, Т. Хвостенко, М. Шабатина, В. Сальникова, Н. Пунина, С. Лучишкина, А. Лабаса, В. Костина, Д. Налбандяна, И. Шевцова и др.).

V. Специфическим источником по институциональным аспектам художественной жизни в СССР являются публикации материалов I съезда Союза художников СССР, съездов Всерабиса и сессий главного идеологического ведомства советского искусства – Академии художеств СССР.

VI. Визуальные источники представлены, во-первых, произведениями «музейного значения», репрезентированными в выставочных каталогах, монографиях и тематических альбомах. Во-вторых, стремительно исчезающей повседневной визуальной средой эпохи сталинизма: картинами и скульптурами из интерьеров дворцов культуры, домов отдыха, больниц, садово-парковыми ансамблями. В эту же группу входит артпринт – календари, открытки, наборы репродукций и другие издания по искусству, изданные в годы сталинизма и предназначенные для массового потребления.

Научная новизна работы обусловлена самой постановкой вопроса о реконструкции социальных аспектов истории изобразительного искусства советской эпохи. Противоречивая идеология и практика визуального соцреализма рассматривается в данном исследовании в контексте разноплановых социальных взаимодействий: формальных и неформальных связей внутри художественного сообщества, патрон-клиентских отношений художников и их покровителей, взаимовлияний критики, цензуры, массовой аудитории и представителей мира искусств.

Отличается новизной методологический подход к изучению советского изобразительного искусства, которое рассматривается в рамках концепций институционализма, социального поля и визуальных исследований.

Впервые реконструируется общая схема и дизайн институтов изобразительного искусства, функционирующих в сфере производства, продвижения и рецепции изобразительного искусства в эпоху сталинизма. Инновационным характером отличается ракурс исследования основных акторов художественной жизни – художников. Они рассматриваются как представители социальной группы, с особым поколенческим составом и сценариями профессиональной идентичности. Впервые комплексно анализируется основной спектр статусных групп в художественном сообществе эпохи сталинизма – от властвующей творческой элиты и бюрократии от искусства до представителей самой массовой художественной профессии – оформителей.

Ранее визуальная культура советского общества в контексте экономики планового художественного производства и сопутствующей социалистическому арт-рынку повседневностью художественной жизни не изучалась. В представляемой диссертации детально анализируются особенности экономического уклада искусства эпохи соцреализма, в первую очередь на материалах, связанных с историей Всероссийского союза кооперативов художников Всекохудожник. Недолгая история становления, деятельности и ликвидации этой художественной организации ранее не привлекала внимания исследователей.

Впервые аргументируется тезис о том, что многие стилистические особенности официального искусства сталинской эпохи были обусловлены не догматами идеологии и эстетики, но факторами социально-экономического характера.

Впервые проводится сравнительный анализ историографической ситуации по проблематике диссертации в отечественной и англоязычной историографии.

Большая часть документов и архивных материалов, используемых в диссертационном исследовании (в первую очередь касающихся истории кооперативов профессиональных художников и экономики изобразительного искусства) либо впервые вводятся в научный оборот, либо анализируется под новым углом зрения и в новом контексте.

Практическая значимость работы. Спектр применения результатов диссертационного исследования достаточно широк. Методологические подходы и выводы, изложенные в диссертации, представляют интерес для гуманитариев, специализирующихся по проблемам советской истории, для экспертов системы исторического и гражданского образования. Материалы диссертации вводят дополнительную аргументацию в полемику, идущую в современном российском обществе, по вопросам оценки и интерпретации эпохи сталинизма. Уже на данном этапе результаты диссертационного исследования активно используются в специальных и общих курсах, читаемых на историко-политологическом факультете Пермского государственного университета, были востребованы в научной и экспозиционной работе Пермской государственной художественной галереи, Пермского краеведческого музея, музея политических репрессий «Пермь-36», в различных историко-культурных и просветительских проектах.

Апробация исследования. Основные идеи и положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры новейшей истории России Пермского государственного университета. Выводы и результаты исследования были представлены в докладах на всероссийских и международных конференциях в Перми (1999, 2000, 2007), Казани (2003, 2006), Москве (2000–2006) Челябинске (2004–2006), Петрозаводске (2002), Люнде (Швеция, 2003). По теме диссертации автором опубликована монография и 45 исследовательских работ (в том числе 7 статей в ведущих российских рецензируемых научных журналах).

Структура работы: Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка источников и литературы, приложения.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении дается общая характеристика работы, обосновывается выбор темы, актуальность и научная новизна, определяются предмет, объект, территориальные и хронологические границы исследования, формулируются его основные цели и задачи, характеризуется степень изученности темы, дается обзор источников, определяется теоретическая и практическая значимость работы.

В первой главе «Проблемы социальной истории изобразительного искусства эпохи сталинизма в современной российской и англоязычной историографии» проводится компаративный анализ историографической ситуации в отечественных и англоязычных историко-культурных исследованиях по проблематике диссертации. Сколарный процесс рассматривается в пределах двух больших периодов: 1950-х – рубежа 1980-1990-х гг. и 1990-х–2000-х гг.

До середины 1980-х гг. феномен сталинизма в художественной культуре как самостоятельная научная проблема советскими историками не рассматривался. История художественной жизни в основном была представлена специализированными искусствоведческими публикациями. Невнимание к социальным, институциональным аспектам истории искусств, игнорирование периода позднего сталинизма, фрагментарность подборки персоналий художников и их произведений характерны для большинства опубликованных в 1950–1970-е гг. работ. Им не хватало взгляда историка и социолога, которые могли бы вписать изобразительное искусство в контекст социальной, интеллектуальной и политической истории советского общества. Ко многим публикациям применимы слова Б. Гройса: «Изобилие официальной литературы по теории социалистического реализма может вызвать впечатление, что о нем уже достаточно сказано, хотя на самом деле вся эта литература является не рефлексией его механизмов, а их простой манифестацией». Однако авторы некоторых публикаций тех лет все же пытались критически проанализировать состояние изобразительного искусства, характер взаимоотношений власти и художественного сообщества, методы межгрупповой в культуре в годы сталинизма .

С началом реформ второй половины 1980-х гг. началась ревизия доктрины соцреализма и творчества его «классиков», зашел разговор о репрессиях, идеологическом диктате партии, противоречиях системы творческих союзов. Журналы художественной критики и искусствоведения стремительно политизировались, вовлекались в процесс, которому М. Герман нашел точную метафору: «мы в своеобразной лаве – лаве переоценок».

В этот период (середина 1980-х – 1991 гг.) наибольший интерес вызывали 1) дискуссии о социалистическом реализме, ревизовавшие его официальную трактовку, 2) материалы о политических репрессиях в искусстве, 3) публикации, возвращающие из забвения весь спектр персоналий и течений ушедшей эпохи, будь то жертвы идеологической цензуры или художественный официоз (многочисленные статьи Н. Дмитриевой, М. Чегодаевой, В. Поликарпова, В. Костина, А. Кантора, В. Манина, В. Костина, Е. Бобринской, Е. Андреевой, М. Алленова и др.). Расширился методологический диапазон исследований советской культуры за счет дискурсивного и семиотического анализа, психоаналитической критики (Э. Надточий, М. Золотоносов, Б. Гройс, Е.Добренко).

Если обратиться к англо-американской историографии, то до начала 1990-х гг. официальное искусство советской эпохи почти не привлекало внимания западных исследователей. Немногочисленные публикации на эту тему были написаны либо в публицистическом жанре, либо в рамках политической истории и «кремлиноведения». Отношение западной аудитории к сталинским преобразованиям в культуре точно отражает название книги М. Истмена – «Художник в униформе». Однако в 1930–1940-е гг. симпатизирующие социалистическому эксперименту К.Лондон, Дж. Чен, К. Бант опубликовали небольшие работы, в которых обсуждались особенности институциональной и экономической системы советского изоискусства..

С началом холодной войны лояльное по отношению к власти советское изобразительное искусство практически исчезает из поля зрения западной аудитории. Обобщенное представление западных интеллектуалов о нем можно выразить двумя словами: архаика и деградация. Идея внутреннего родства соцреализма и художественного кича, впервые прозвучавшая в эссе 1939 г. А. Гринберга, объединила многих интеллектуальных авторитетов 1960-х гг., оказалась созвучной выводам художника-эмигранта С. Донского, занимавшегося проблемами изоискусства в годы сталинизма.

Книги В. Данем и К. Кларк напрямую не затрагивали историю изобразительного искусства, но оказали значительное воздействие на концептуальное видение проблемы. В этих работах предлагались новые подходы к расшифровке социальных смыслов, закодированных в типовых, формульных художественных произведениях визуального соцреализма.

С середины 1980-х гг. искусство сталинизма, впрочем, как и искусство диктаторских режимов в целом, стало исследовательским сюжетом, интересным не только для кабинетных ученых, но и для музейных кураторов. В англоязычной русистике появились работы, посвященные русской реалистической школе и ее влиянию на теорию и практику соцреализма. М. Гланц одной из первых актуализировала проблему советизации художников национальных республик, а Й. Гулдберг обратился к теме институциональных взаимодействий в мире официального советского искусства. Основанием для разработки им институционального подхода послужили размышления об исторических параллелях в искусстве СССР, нацистской Германии, Европы и США.

В целом аналоговый подход в англо-американской историографии второй половины 1980-х гг. реализовывался в двух направлениях – тоталитарном и генерализирующем. В рамках первого проведение исторических аналогий ограничивалось тоталитарными политическими режимами (эту идею первым манифестировал И. Голомшток). В рамках второго искусство сталинизма вписывалось в более глобальный контекст культуры ХХ в. (этот взгляд отстаивала К. Линди).

Западная русистика рекрутировала в свои ряды немало бывших российских гуманитариев, специализирующихся на изучении различных аспектов соцреализма. В их работах соединились экспертное знание, полученное в СССР, память о реалиях советской повседневности с профессиональными критериями и методологическими инновациями западного гуманитарного знания. В частности, инновационное исследование В. Паперного заложило традицию культурологического типологического подхода к реалиям советского искусства.

Крах системы социализма, развал СССР оказал решающее влияние на изменение историографической ситуации с изучением официальной культуры сталинской эпохи как в отечественной, так и в зарубежной историографии. Наиболее существенную роль сыграли следующие факторы: 1) открытие прежде закрытых фондов российских архивов и в целом значительное расширение круга источников; 2) интенсификация научных контактов российских и зарубежных исследователей; 3) деполитизация исторического знания и бурное развитие социальной и культурной истории; 4) расширение методологического диапазона историко-культурных исследований. В частности, «визуальный поворот» 1980–1990-х гг. переориентировал многих исследователей на изучение не вербальных, а визуальных компонентов социальных и культурных процессов; 4) колебания конъюнктуры международного художественного рынка.

Для современной отечественной историографии искусства эпохи сталинизма (1990–2000-е гг.) характерны следующие тенденции. Во-первых, поздний сталинизм, ранее один из наименее изученных периодов в истории СССР, впервые стал объектом пристального внимания гуманитариев разных специальностей, в том числе работающих в рамках социальной истории. Особую роль в изучении послевоенного общества и привлечении интереса академического сообщества к этой проблематике сыграли новаторские исследования Е.Ю. Зубковой и других российских историков. Многие авторы сегодня согласны с тем, что за фасадом внешне монолитной официальной культуры скрывалось «исполненное внутренней напряженности разнородное многоуровневое социальное пространство».

Во-вторых, в 1990-е гг. значительно расширился диапазон историко-культурных исследований, объектом внимания стали такие разнородные явления официальной советской культуры, как садово-парковая скульптура, почтовая открытка, мелкая фарфоровая пластика или музей подарков Сталину. Параллельно с разработкой эстетических, символических, семиотических аспектов искусства эпохи сталинизма происходила «социализация» этой проблематики. Ряд социальных аспектов истории изоискусств в СССР был впервые поставлен и рассмотрен в монографических исследованиях В.С. Манина, А.И. Морозова, Л.В. Максименкова, В.А. Антипиной. Инновационной тематикой и подходом отличались работы М.Р. Зезиной. В них впервые были поставлены и аргументировано разрабатывались проблемы финансового и статусного расслоения художественного сообщества, авторского права, групповых конфликтов и других аспектов социальной истории послевоенного советского искусства. В фокусе внимания Е. Громова оказались личные предпочтения И. Сталина в искусстве и их влияние на динамику культурных процессов в СССР.

В-третьих, значительное продвижение в изучении визуального соцреализма происходило в ходе масштабных международных выставочных и исследовательских проектов, осуществляемых на основе тесного сотрудничества российских и зарубежных экспертов.

Многие публикации по теме диссертации исследовались под рубрикой изучения советской интеллигенции. Однако в «интеллигентоведении» история художественного сообщества эпохи сталинизма интересовала исследователей в гораздо меньшей степени, чем история литераторов, учительства, студенчества или творческой интеллигенции других периодов российской истории. История советской художественной интеллигенции разрабатывалась не только на научных семинарах и конференциях, в многочисленных публикациях академического и публицистического толка, но и в диссертационных исследованиях. Советская интеллигенция изучалась преимущественно в политическом плане, в пределах оппозиций «художник – власть», «политика – искусство», «искусство – идеология». Специальных исследований по позднему сталинизму предпринималось не так уж много, традиционно этому периоду отводилось несколько глав в проектах, охватывающих более протяженный период.

Примечательная особенность публикаций последних лет – всплеск внимания к региональным и локальным аспектам событий общенационального масштаба.

Для историографической ситуации 1990-х гг. характерна пластичность терминологии. Понятие «социалистический реализм» оказалось широким зонтиком, под прикрытием которого велись любые дискуссии, имеющие прямое или косвенное отношение к истории советской культуры 1930–1950-х гг. Ни среди российских, ни среди западных исследователей не было согласия в трактовке термина. Соцреализмом называли 1) все официально признанное искусство советского периода, 2) любые реалистические течения 1920–1980-х гг., 3) искусство, созданное в годы правления Сталина, 4) догматы официальной эстетики и культурной политики.

Исследователи обратили внимание на антропологический контекст художественных процессов, ища ключ к пониманию искусства 1930–1950-х гг. в ментальных особенностях творческой интеллигенции и публики, властвующего меньшинства и бенефициантов сталинского режима.

Dпослужило благоприятным социальным фоном, с одной стороны, для некритической «реабилитации» социалистического реализма, с другой – для сохраняющейся политизации исследований истории советского искусства.

Ностальгический контекст не оказывал существенного влияния на развитие современной англоязычной историографии. В этот период в ней также происходило интенсивное изучение советской культуры в целом и эпохи позднего сталинизма в частности. До сих пор единственным цельным исследованием послевоенной истории советского искусства в западной русистике остается монография А. Бодена. В этом труде искусство послевоенного времени впервые рассматривалось столь подробно и концептуально.

В этот период складывается круг экспертов по этой проблематике (Е. Добренко, М.Боун, Дж. Боулт и др.). Благодаря их инициативе реализуется несколько проектов комплексного осмысления советской культуры. Впервые в западных университетах защищаются диссертации, посвященные проблематике официального искусства эпохи сталинизма. В частности, значительным вкладом в изучение социальной истории и системных принципов советского изобразительного искусства стала диссертация английской исследовательницы С. Рид, в которой анализировалась роль сталинского художественного истеблишмента трансформациях советского искусства. Художественная элита и бюрократия понимались ею как неоднородная среда столкновения интересов власти и профессионалов.

Внимание гуманитариев стран бывшего социалистического лагеря и бывших советских республик привлекла прежде малоисследованная проблема «советизации» культуры стран Восточного блока и советских окраин.

Неоднозначные оценки западных специалистов получила деятельность М. Боуна и В. Свенсона. Оба они принимали активное участие в пересмотре международной репутации искусства сталинской эпохи, впервые представили западной аудитории детальную панораму советского изобразительного искусства и оригинальные варианты интерпретации соцреализма.