ДУТЧАК ЕЛЕНА ЕРОФЕЕВНА

СТАРООБРЯДЧЕСКИЕ ТАЕЖНЫЕ МОНАСТЫРИ:

УСЛОВИЯ СОХРАНЕНИЯ И ВОСПРОИЗВОДСТВА

СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ТРАДИЦИИ

(вторая половина XIX – начало XXI в.)

Специальность 07.00.02 – отечественная история

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Томск - 2008

Работа выполнена в ГОУ ВПО «Томский государственный университет» на кафедре отечественной истории

Научный консультант

доктор исторических наук, профессор Керов Валерий Всеволодович

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, Данилевский Игорь Николаевич

Институт всеобщей истории РАН

доктор исторических наук, профессор Куперт Юрий Васильевич

кафедра истории и документоведения

ГОУ ВПО «Томский государственный университет»

доктор исторических наук, профессор Смилянская Елена Борисовна

кафедра истории России средневековья и раннего нового времени

ГОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет»

Ведущая организация:

ГОУ ВПО «Московский государственный университет»

Защита состоится 14 марта 2008 г. на заседании в 15.00 на заседании диссертационного совета Д 212.267.03 при ГОУ ВПО «Томский государственный университет (634050, г. Томск, пр. Ленина 36, ауд. 41).

С диссертацией можно познакомиться в Научной библиотеке ГОУ ВПО «Томский государственный университет».

Автореферат разослан «_____»___________2008 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета,

д.и.н., профессор О.А. Харусь

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Социокультурные трансформации последних десятилетий, изменившие вектор исторических исследований, не могли не отразиться на области изучения раскола русской православной церкви середины XVII – начала XXI вв. Возрождение общественного интереса к вопросам религии и доступность достижений западной гуманитарной науки вкупе со стремлением быстрее «избавиться» от наследия классового подхода создали непростую ситуацию. Дискредитация практики изучения староверия в терминах конфликта (социального, культурного) автоматически не предложила альтернативного объяснения его длительной временной протяженности и феноменального культурного многообразия, и исследовательский поиск вновь оказался сфокусирован на частных вопросах истории и культуры старообрядчества.

В конце XIX в. такой подход позволил отойти от односторонних и предвзятых трактовок и увидеть в староверии явление, затронувшее разные социальные страты и распространившееся на несхожих по базовым характеристикам территориях. Сейчас – возвращение к описательному изучению региональных вариантов создает опасность этой части русской истории остаться калейдоскопом разрозненных имен и событий, а теории – случайным привеском, не участвующим в конструировании объекта. Выход может быть только один. Конкретно-исторические исследования нуждаются в дополнении полидисциплинарными технологиями, направленными на выявление условий – факторов и механизмов – самосохранения староверия, как культуры видящей в воспроизводстве «старины» цель и смысл своего существования и в силу чего стремящейся приспособиться к современной действительности.

О важности этих вопросов говорится сегодня практически во всех работах, посвященных истории, литературному творчеству старообрядцев, особенностям их бытового уклада. Однако до сих пор их решение, в сущности, сводится к констатации тезиса о непрекращающихся поисках староверием форм включения в социальную реальность или иллюстративным примерам сложной динамики консервативного и инновационного, возникающих в их результате. Очевидно, что для объяснения жизнеспособности конфессиональной традиции этого явно недостаточно и для продвижения дальше требуется смена исследовательского ракурса и разработка методик, расширяющих информационные возможности исторических источников.

Идеальной исследовательской «площадкой» для изучения адаптационных способностей староверия в заведомо неблагоприятных условиях являются миграции. Закрепление старообрядческого коллектива на «чужой территории» без утраты культурной самобытности как раз означает, что избранная им поведенческая стратегия адекватна новым/меняющимся жизненным обстоятельствам, позволяет своевременно реагировать на модернизационные процессы и избежать (преодолевать) конфронтационную модель развития, типичную для ситуации фронтира.

Странническое (бегунское) согласие ? одно из мало изученных и интереснейших направлений староверия ? в этом смысле представляет собой уникальный исследовательский объект. С одной стороны, его вероучение – единственная из старообрядческих доктрин полностью подчинена мифологеме движения и называет физический уход («побег из мира антихриста») единственной формой спасения «древлего благочестия». С другой, его повседневный уклад демонстрирует, что конфессия-изолят обладает высокой социальной гибкостью.

Следовательно, изучение генезиса замкнутых скитских микромиров староверов-странников, его разнообразных внутренних и внешних связей на протяжении длительного исторического периода дает необходимый материал для комплексной реконструкции символов и социальных практик, с помощью которых обеспечивается воспроизводство и трансляция эсхатологической доктрины, ценностных установок и жизненного стиля. На примере их истории и современного состояния сегодня возможно ставить и решать вопросы о способах и формах реагирования радикального крыла староверия на макросоциальную модернизацию и адаптационных ресурсах, помогающих ему сохранять социокультурные особенности старообрядческого движения в целом.

Объект исследования – скитские общины староверов-странников томско-чулымской тайги, образованные в 30-е гг. XIX в. выходцами из Европейской России, создавшие собственную идейно-литературную традицию и по сей день не утратившие культурно-хозяйственной автономии.

Предмет исследования – адаптационные способности конфессии-изолята, позволяющие ей осваивать новые поведенческие стратегии, оставаясь в рамках прежних культурных ценностей, норм и предпочтений.

Территориальные рамки исследования – на микроуровне ограничены томско-чулымским таежным массивом; на макроуровне – включают в себя, во-первых, территории выхода жителей нелегальных поселений: Казанскую и Ярославскую губернии; во-вторых, западносибирский регион в целом, где на протяжении XVIII–ХХ в. существовали аналогичные сообщества.