Гораздо информативнее материалы некрополя, выделяющегося среди прочих боспорских могильников очень высокой долей воинских захоронений (см. ниже). Обратим внимание на два “пика” в истории некрополя «Тирамбы»: V–IV вв.; и периода крепости-батарейки – конец II в. до н.э. – I в. н.э.

Глава 6. Этапы освоения сельских территорий в Восточном Крыму и на Таманском полуострове в VI – IV вв. до н.э. Процессы исторического развития Боспора в ходе становление единого государства Спартокидов непосредственным образом связаны с кардинальными переменами в отношениях собственности и перераспределением земельного фонда. Завоевание и присоединение к историческому ядру государства (Пантикапейскому полису, возглавляемому тиранами) других полисов и их территорий имело следствием не только юридическую смену “верховного собственника” земли (вместо собственности гражданских общин отдельных полисов – верховная собственность главы территориальной державы), но и реальное перераспределение земель и образование новой категории землевладения (“????????????????” или “?????????????”) (Масленников. 2001). В данной главе, однако, нашей целью является не анализ содержания отмеченной перестройки, а лишь определение хронологии тех памятников, появление которых маркирует начало процесса становления новой структуры. По существующим представлениям, грань, отделяющая два периода истории сельской территории, приходится примерно на рубеж первой и второй четвертей IV в. до н.э. (Масленников. 1998. С. 42).

Периодизация сельских памятников предшествующего периода особенно интересна в сопоставлении динамики освоения сельских пространств в двух регионах, разделенных проливом (Абрамов, Паромов. 1993; Завойкин, Масленников. 2006). Она позволяет лучше понять специфику военно-политической обстановки на ранних этапах жизни греков на Боспоре и ее влияние на процесс образования Боспорского государства.

В истории освоения земель европейского Боспора можно выделить три периода: 1–3-я четверти VI в. до н.э. – выведение в регион апойкий и освоение ближайших к ним сельских территорий (или, по Ю.А. Виноградову, – параллельное выведение значительных по размерам поселений в береговой зоне, продолжившееся и позднее, одновременно с появлением рядовых поселений); 4-я четверть VI – 2-я четверть V в. до н. э. – период выведения сельских поселений за пределы ближайшей хоры городов; 2-я половина V в. до н. э. – отсутствуют точные сведения о новых поселениях, не ясна судьба старых (в целом, не исключено, процесс освоения сельских территорий приостановился).

На противоположном берегу пролива динамика этого процесса была иной. А.П. Абрамов и Я.М. Паромов (1993) отмечают неуклонный рост численности сельских поселений на Таманском п-ове уже с 3-й четверти VI в. до н.э. вплоть до 2-й четверти V в. до н.э. и, затем, стабилизацию примерно на достигнутом уровне (чуть не на порядок превышают численность в Восточном Крыму) во 2-й половине этого столетия. Однако ревизия исходных данных позволила поставить под сомнение выводы по заключительному этапу расселения греков на Азиатском Боспоре. Достигнув во 2-й четверти V в. до н.э. максимума в своем развитии, сельская территория городов Таманского п-ова если и не сократилась в размерах, то переживает своего упадок: на протяжении 2-й половины V века число поселений сокращается примерно на 42%.

Таким образом, в истории сельской округи азиатского Боспора тоже выделяется три периода: 2-я четверть – середина VI в. до н. э. –выведение в регион апойкий и освоение ближайших к ним сельхоз. угодий; 3-я четверть VI – 2-я четверть V в. до н. э. – интенсивное освоение сельских территорий, в конце которого достигнут “максимум”; середина – 2-я половина V в. до н. э. –кризис “хоры” (сокращение численности сельских поселений; предположительно, концентрация населения в крупных городах).

Итак, на первом и втором этапах характер и темпы освоения сельских территорий в двух регионах не совпадают: относительной “задержке” и незначительной численности сельских поселений Восточного Крыма противостоит ранний и интенсивный рост числа поселений на Таманском п-ове. Синхронизуется динамика развития обоих регионов во 2-й четверти V в. до н. э.: достигнув “пиков”, тот и другой демонстрируют падение ранее достигнутых показателей.

Как раз на эту грань приходятся многократно фиксируемые следы военных разрушений на обоих берегах и фортификационные мероприятия в городах европейского Боспора. Логично было бы сопоставить эти факты.

Связующим оба региона фактором могло бы, в принципе, стать стремительное нашествие кочевников, сумевших переправиться через пролив (Толстиков. 1984; Виноградов Ю.Г. 1983). Дестабилизация обстановки в регионе традиционно связывается с появлением в последней трети VI – 1-й четверти V в. до н. э. “скифов царских”, которые начали “завоевание новой родины” (Алексеев. 1992; 2003; Виноградов Ю.А. 2001; 2002; Масленников. 2001б). Ко 2-й четверти V в. до н.э. рейды номадов могли достичь Боспора.

С другой стороны, исследователи отмечают, что тот же период сходит с исторической арены Предкавказская Скифия, ослабевают связи скифского мира с Кавказом, прекращаются периодические продвижения скифов из Поднепровья в Прикубанье (Виноградов Ю.А. 2005).

Поэтому заманчивый вывод о “проникающих рейдах” номадов, видимо, следует считать преждевременным. В этой связи интересно сопоставить полученные наблюдения с данными другого источника, по-своему характеризующего военно-политическую ситуацию в двух регионах.

Глава 7. Погребения с оружием в Боспорских некрополях VI–V вв. до н.э. Взаимосвязь погребений с оружием и военно-политической истории Боспора затрагивали в своих работах многие исследователи (Толстиков. 1984; Молев. 1997; Зинько. 2001; Григорьев. 2000; и др.). Однако систематическое изучение этой группы погребальных комплексов было предложено совсем недавно (Завойкин, Сударев. 2006а,б). Исследование динамики численности погребений с оружием на Боспоре раннего периода в целом, в сравнении Восточного Крыма и Таманского п-ова, а также отдельных некрополей с учетом их доли (%) в общем составе погребений привело к ряду важных выводов.

1. В целом динамика численности (и % от общего числа) воинских захоронений находит соответствие выявленной раньше динамике численности сельских поселений (и комплексами разрушений и пожаров в городах), достигая максимума во 2-й четверти V в. до н.э., интенсивно снижаясь в 3-й четверти V в. до н.э., но возрастая в последней четверти столетия (особенно интенсивно на Европейском Боспоре).

2. Степень “вооруженности” греческого населения Азиатского Боспора существенно превосходила аналогичный показатель в Восточном Крыму: в 4-й четверти VI в. – почти вдвое; в 1-й четверти V в. – в 3,8 раза; во 2-й четверти V в. – в 4,9 раза; в 3-й четверти V в. – в 2,1 раза (в основном за счет того, что в Восточном Крыму процент возрос более чем вдвое в сравнении с предыдущим периодом); наконец, в последней четверти V в. – в 3,9 раза. Таким образом, очевидно, что степень военной угрозы на Таманском п-ове на протяжении почти всего рассматриваемого периода была выше, чем в Керченском п-ове.

3. На протяжении второй половины VI – первой половины V вв. до н.э. происходил непрерывный прирост населения. Затем в середине – 3-й четверти того же столетия наблюдается катастрофическое сокращение популяций (особенно значительное в азиатском регионе), за которым последовал (в 4-й четверти века) небольшой прирост населения на Таманском п-ове и “демографический взрыв” в Восточном Крыму, который вряд ли можно объяснить естественным приростом. При отсутствии каких-либо оснований для предположения о массовой колонизации в регион извне, напрашивается гипотеза, что существенный рост популяции на Керченском п-ове обусловлен миграциями греков с Азиатского Боспора в последней трети V в. до н.э. В этой связи уместно еще раз обратить внимание на сокращение числа сельских поселений на Таманском п-ове. Не исключено, что некоторая часть населения под давлением опасности, оставив сельскую территорию, концентрировалась в крупных городах (например, в Фанагории). Однако сравнительно малый прирост в городах данного региона и весьма значительный на противоположном берегу пролива побуждает думать, что некоторая доля населения с Таманского п-ова эмигрировала в Восточный Крым.

4. Графики распределения погребений с оружием в некрополях двух регионах по обе стороны пролива демонстрируют принципиальную несхожесть военно-политической ситуации. Вплоть до 3-й четверти V в. на Европейском Боспоре доля армии в общей численности населения была, по существу, величиной постоянной, независимой от роста (до 2-й четверти V в.) или уменьшения (в 3-й четверти V в.) численности населения. При этом “индекс вооруженности” (%) населения вплоть до 2-й четверти V в. уменьшался (вследствие прироста народонаселения), а в 3-й четверти V в. заметно увеличился (за счет уменьшения того же показателя). Таким образом, наблюдается обратная зависимость процента погребений с оружием от колебаний демографической кривой. На Азиатском же Боспоре эта зависимость прямая: росту народонаселения соответствует рост численного состава “армии” и возрастание “индекса вооруженности”. Причем темпы этого роста опережают прирост демографический. Следовательно, военная угроза к востоку от пролива была постоянным фактором, влияние которого до 2-й четверти V в. все увеличивалось. В 3-й четверти V в. “индекс вооруженности” снизился незначительно (на 2,4%), а доля “армии” в общем проценте населения уменьшилась в 4 раза. И это, видимо, следует объяснять резким падением численности населения в регионе (в 2,7 раза). Иными словами, численность армии сильно сократилась, а процент воинов в составе взрослого населения оставался почти на прежнем (максимальном) уровне. В последней четверти V в. картина принципиально меняется. Значительный (в 3,2 раза) прирост населения на Европейском Боспоре обусловил двукратное уменьшение его “вооруженности” (т.е. темпы роста населения превышали темпы роста армии), однако впервые этот процесс сопровождался увеличением численного состава “армии”. Следовательно можно считать, что в Восточном Крыму впервые сложились условия, которые стимулировали увеличение армии (за счет роста населения). На Таманском же п-ове в тот же период численность населения (по сравнению с 3-й четвертью V в.) увеличилась незначительно, при этом тоже наблюдается незначительное снижение индекса его “вооруженности” (%), а численный состав армии на треть возрос. Только в данный период происходит синхронное (хотя и непропорциональное в количественном выражении) увеличение вооруженных сил в обоих регионах.

5. Если до 2-й четверти V в. показатели численности населения в Восточном Крыму и на Таманском п-ове (судя по числу погребенных) были сопоставимы (на азиатском берегу немного больше), то с 3-й четверти (при общем резком сокращении населения) намечается перевес Европы в 1,5 раза, а в последней четверти – уже в 3,6 раза. Таким образом, можно приблизительно рассчитать соотношение воинских потенциалов Европейского и Азиатского Боспора: в 3-й четверти V в. 1,63 : 2,18; в 4-й четверти V в. 7,3 : 2,86. Иначе говоря, за счет миграций (и в какой-то части естественного прироста) населения с Азиатского Боспора военный потенциал центров Восточного Крыма в 2,6 раза превысил тот же показатель центров Таманского п-ова.

Представляется, что рассмотренный источник очень ярко демонстрирует принципиальную несхожесть военной напряженности в регионе, фиксируемой во 2-й четверти V в. до н.э. и последней четверти того же столетия.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Хронологические реперы Боспорской истории

VI – IV вв. до н.э.

После того, как были рассмотрены и проанализированы основные группы археологических памятников Боспора VI–IV вв. до н.э., для исследования процесса образования Боспорского государства необходимо полученные наблюдения и выводы соотнести с данными источников других категорий. Очевидно, что только комплексный анализ всех категорий источников позволяет содержательно характеризовать этапы становления территориальной державы Спартокидов.

Прежде, чем приступить к анализу этих источников, были подробно рассмотрены общие проблемы хронологии боспорской истории.

Глава 8. Проблемы боспорской хронологии Диодора Сицилийского. Для истории Боспора исследуемого периода “несущей конструкцией” является хронологическая таблица правителей от Археанактидов (ок. 480/79–438/7 гг.) до Спартока III (ок. 284/3 г.), что сохранил для нас в “Исторической библиотеке” Диодор Сицилийский. Наглядным примером, оттеняющим значение этих данных, является сопоставление наших хронологических представлений по Боспору IV века и последующих двух веков, для которых дискуссионными остаются не только вопросы периодизации правления местных династов, но и их число, последовательность и степень родства. Диодорова хронология Спартокидов стала опорной при датировке других исторических сведений, датировке значительной части важнейших эпиграфических памятников и т.д. Поэтому закономерно, что этому источнику уделено в работе особое внимание. Данная задача тем более актуальна, что неоднократно предпринимались попытки уточнить и исправить информацию Диодора.

Глава 9. Проблема летосчисления на Боспоре. «Эра» Спартокидов. В этой главе, при имеющемся состоянии источников, не ставится целью раскрыть содержание проблемы, обозначенной в её названии. Задача скромнее: поставить проблему, притом в аспекте, имеющем непосредственное отношение к вопросу об официальном счете лет правления Спартокидов.

Выявленные в источниках следы документальной фиксации периодически повторяющихся явлений заставляют считать, что в основе счета длительности правления того или иного Спартокида лежали источники документальные. Иначе говоря, более чем вероятно, что периоды правления Спартокидов (и Археанактидов), вычисленные древним хронистом и сохраненные Диодором, – не приблизительные воспоминания устной традиции о временах давно минувших, а документально достоверные. И это означает, что исследователь не в праве перекраивать на свой вкус данные этого источника без серьезных на то оснований (а таковых выявить не удалось).

Глава 10. Данные литературной традиции.

Глава 11. Эпиграфические материалы.

Глава 12. Свидетельства нумизматики.

В Главах 10 – 12 представлен последовательный анализ данных письменных источников, свидетельств эпиграфических и нумизматических памятников с учетом их информативных возможностей. В основу обзора “неархеологических” источников положен принцип выявления, прежде всего, хронологически значимой информации, поскольку, с одной стороны, претендовать на всестороннее исследование этих источников в рамках одной работы абсолютно не реально (в обсуждении вопросов, имеющих непосредственное касательство темы диссертации я целиком опираюсь на обширную исследовательскую литературу); а с другой стороны, – критический обзор различных групп исторического материала с учетом современных разработок и новых публикаций играет решающую роль в интерпретации выводов, полученных при изучении памятников археологии. Необходимо подчеркнуть, что хронологический аспект исследования источников разных категорий (и в особенности – выработка обоснованной периодизации) имеет ключевое значение в соотнесении фактов из них полученных между собой. В ряде случаев предложены уточнения принятых в научной литературе датировок.

Глава 13. Краткий очерк истории Боспора в VI – IV вв. до н.э. В данном разделе на основе хронологического сопоставления (синхронизации) выявленных датированных фактов всех категорий источников (Приложение 2б) предложен вариант периодизации, рассматриваемой в качестве инструмента интерпретации материала, его исторического осмысления.

В ходе этой работы были выделены следующие периоды и этапы политической истории Боспора VI–IV вв. до н.э.

I. Период полисной автономии

(первая четверть VI в. – ок. 410–406 гг. до н.э.)

А. Колонизация региона и становление полисов

1. Эллинская колонизация Боспора (1–3-я четверти VI в. до н.э.).

2. “Внутренняя колонизация” региона (последняя четверть VI – ок. 480 г.

до н.э.).

Б. Полисные автономии: враги и союзники, поиски новых

политических форм (480/79 – ок. 410/406 гг.)